День минотавра - [46]

– Мне хотелось увидеть, – сказала Тея, – как новая лоза обовьет решетки в твоем саду.

Моя рука чувствовала прохладу ее пальцев.

– Эвностий, трагедия человека или зверя в том, что две любви могут позвать его в противоположные стороны. Идя за одной, он вынужден оставить другую. Я говорю оставить, а не утратить. Любовь никогда не исчезает бесследно. Она лишь меняет свою форму, как вода, – из озера превращаясь в реку, из реки в облако, а когда мы чувствуем себя опустошенными, будто став безжизненной пустыней, она проливается на нас с неба живительным дождем.

– Не знаю, как там насчет дождя. Я ведь никогда не был философом и больше уже не поэт. Но если ты должна уйти, то я пойду вместе с тобой. Я буду охранять тебя, пока ты не доберешься до отца, а затем стану сражаться в его войске. Ты ведь знаешь, я умею воевать. Ты видела, как я управляюсь с луком.

– Нельзя оставлять свой народ. Ты их единственный предводитель. Понимаешь, дорогой, у тебя тоже две любви. Как бедны те, у кого только одна! У Аякса – война, у трий – золото. Мы же обладаем сокровищами фараонов.

– Я не чувствую себя фараоном. Я похож на пустую пальму, оставшуюся без единого кокосового ореха.

– Они еще будут у тебя. И голубые обезьяны вновь вернутся в твои ветви. Сейчас я уйду. Закрой глаза. А то ты смотришь и смотришь на меня и просишь то, чего я не могу дать.

Она вышла из сада, и сандалии ее прошли по земле так же бесшумно, как копыта фавна.

Эак не забыл зверей, давших приют его детям. Он прислал второго гонца, который, ослабив пояс, стягивавший его тонкую талию, пил из кокосового ореха молоко, сидя в одном из домов кентавров, и рассказывал мне о войне. Ахейская армия подошла к самым воротам дворца, вокруг которого, в отличие от таких материковых твердынь, как Микены или Тирин, не было крепостных стен. Обитатели дворца поспешно заваливали вход бревнами, булыжником и даже каменными ваннами, взятыми из царских покоев. Сам Эак был тяжело ранен и почти умирал, а его обессиленные солдаты, среди которых был Икар, вышли через украшенную резьбой арку в воротах, чтобы принять свой последний смертельный бой. В садах и внутренних дворах с колоннами еще не смолк женский плач, когда принцесса Тея появилась на дворцовой стене и обратилась к своим воинам, призывая их победить во имя Великой Матери и Минотавра. Осаждавшие ахейцы застыли от изумления, увидев ее красоту: малиновая юбка, повторявшая форму шлема, была расшита узором из черных как смоль муравьев; обнаженная грудь, казалось, своей жизненной силой бросала вызов смерти, которую несет война; золотые змеи обвивались вокруг ее запястий; острые уши и зеленоватые развевающиеся волосы придавали ее точеному лицу пьянящее очарование дикарки. Лучники забыли про свое оружие, солдаты упали на колени и подняли над головой, подобно талисманам, мечи.

Тишина… А затем громкие возгласы:

– Волшебница!

– Богиня!

– Принцесса Зверей!

И тогда навстречу им вышел мальчик Икар со своим щитом – Бионом. Они увидели его острые уши. Они знали, что он брат Теи. Ахейцы пришли воевать с маленькими, слабыми купцами, матросами и надушенными придворными, а не с этими великолепными, ничего не прощающими детьми из Страны Зверей.

– Принц Зверей!

Сначала они изумленно смотрели, затем побросали оружие и стали отступать к морю, вытаптывая виноградники и распугивая стада овец, разбегавшихся по невысоким холмам, заросшим красными маками. Они все бежали и бежали, подальше от детей из Страны Зверей. Они бежали к своим деревянным кораблям, карабкались по их корпусам, подобно жадным крабам, поднимали черные паруса и с нетерпением ждали, когда они наполнятся ветром и унесут их от этих берегов, усеянных брошенным оружием, и от мальчика, размахивающего щитом и посылающего им вдогонку проклятие Минотавра.

– А затем, – закончил гонец, взволнованный своим рассказом, – от гекатомб[23] густым лесом стали подниматься к небу столбы дыма. Это приносились жертвы богу войны, а в пещеры Великой Матери несли миррис и сандарак. На освобожденных от захватчиков полях собирали цветы – маки, розы, фиалки и златоцветники – и плели из них гирлянды, чтобы надеть их на шею победителям – Tee Прекрасной и Икару – Принцу-воину. Самого Эака вынесли на улицу, чтобы он мог наблюдать за их чествованием. Эак не забыл о вашей доброте к своим детям и о том, какие потери вы понесли, сражаясь с ахейцами. Я пришел сюда по его приказу и прошу тебя принять от него в дар два корабля, на которых вы сможете вернуться на свою родину – Блаженные острова, где вас ждут покой и безопасность. Корабли поведут его матросы. Нет такой страны, куда они не могли бы доплыть. Оба корабля ждут вас в порту города Феста. Когда вы придете туда, на них погрузят запасы продовольствия.

В руках у меня была лишь ивовая корзина, с которой мы вместе с Икаром и Теей ходили на пикник. В нее я положил свою зеленую тунику, флягу с пивом, несколько медовых лепешек, тростниковое перо и листы папируса (дело в том, что к этому времени я уже начал работу над летописью). На плече я нес мотыгу. Сады будут существовать всегда. Мы с друзьями встретились в городе кентавров. Пандия привела медведиц Артемиды, которые так и не вернулись к разграбленным бревнам и погибшим ягодным кустам. Она прославилась своим героизмом, и, несмотря на юный возраст, ее стали считать кем-то вроде амазонки. Идя навстречу мне по подъемному мосту во главе процессии, состоявшей из медведиц, Пандия гордо улыбалась, обнажая зубы. Самой старшей медведице можно было дать не больше двенадцати. Они вели за руки своих дочерей и внучек, которые вполне могли бы сойти за их сестер.