День Литературы, 2009 № 04 (152) - [20]

Налил граммов по семьдесят.

– Тебя как звать-то?

– Слава.

– Давай, Славушка, штоб лёгко вышел.

Выпили. Закусили. Славка закурил, угостил фельдшера папиросой.

– Ну а второй, Макар Никифорович, второй-то зуб как, удачно удалили?

– Э, брат, второй зуб знатный был, генеральский. В сорок четвёртом уж. Когда уже мы на севере фрицу бока намяли. Гоняли ево по лесу да по болотьям… Генерал приехал. Стало быть, дело нешуточное затевается. Целыма днями он со свитой офицеров по болотьям шастал. Всё выглядывал да решал, откуда сподручней будет немца лягнуть. Вечером в наш батальон приехал. Да застудил зуб-то, ноябрь ведь. Скомандовал, штоб враз врач явился. А врач наш, тока никому ни гу-гу, к бабёнке одной хаживал, уехал на машине с ранеными. Фершал, собака, пьяный в дымину. Когда узнали, что генерал приехадши, робята ево спрятали в лесу да кляп в рот сунули – он всё песню распевал: "Когда б имел златые горы и реки полные вина…" А я в палатке санбата был. В белом халате – все честь по чести.

Офицер из генеральской свиты в чине капитана пожаловал. "Кто таков?!" – "Санитар Терёшкин", – ответствую. "Где военврач?" – "Так он... тово, вызвали ево к соседям, там операцию сурьёзную делать надобно, а ихний врач раненый". Пришлось соврать, чтоб майора не подвести. Хороший был майор, душа человек. Только до баб сам не свой. "Чёрт бы вас побрал всех. Ну а фельдшер где?" – "Так он, тово… Уехадши он… в полк… За этыма… за бинтамы да за лекарствамы. Завтра тока будет". – "А, чтоб вас, канальи. Ты санитар. Стало быть, медицинскую подготовку прошёл. Потому слушай приказ: взять инструмент для удаления зубов и бегом за мной на КП. Выручай, брат. Завтра генералу командовать, а он от боли не соображает. Потому от тебя, санитар Терёшкин, зависит успех наступления, а ежели подкачаешь, под трибунал пойдёшь. Уразумел?" – "Смикитил, товарищ капитан", – ответствую. Приходим к генералу, а он, бедный, лежит на деревянных полатях, в подушку ткнулся носом и тихонько воет. "Товарищ генерал, по вашему приказанию фельдшер доставлен", – докладывает капитан генералу. Я было хотел встрянуть, мол, какой к лешему фершал, а капитан в бок меня локтем саданул – молчи, мол. Поднялся генерал. Здоровенный мужичина, а глаза у ево, как у лошади, эдаки печальны… Кивнул капитану. Тот достал флягу, налил в кружку граммов сто пятьдесят, подаёт генералу. Генерал кинул спирт в горло, покряхтел малость, закурил и ко мне: "Примешь малёхо?" Ответствую: "А чего же не принять, глону для храбрости граммов тридцать". Он кивнул капитану, тот плеснул в кружку. Махнул я, крякнул. Генерал угостил папироской. Сидим, ждём, пока наркоз к ево голове подойдёт.

Поднялся генерал: "Ну, давай… в каком звании ходишь?" Ответствую: "Известно дело, рядовой… рядовой Терёшкин". "Фершал, и рядовой – разберись капитан, что у них там. Давай, фершал рядовой Терёшкин, тяни". Сел генерал на табуретку, открыл рот, капитан керосинку поднял.

Зуб вверьху у ево болел. Примерился я, поймался клещамы, малость вверьх ево подал, будто в десну ево затолкать собираюсь, а потом вниз да малость с поворотом. Выворотил зуб-то, ватку на ранку положил – всё как полагается. Кладываю зуб на полотенце и показываю генералу: мол, вот он, окаянный, боле он, вражина, не будет тебе мешать кумекать, как фрицев эттака положить. А генерал и говорит: "Молодец, ефрейтор Терёшкин", и на капитана поглядел, а тот кивнул, мол, понял, товарищ генерал. Приказывает: "Плесни ему спирту, заслужил, да выдай ему тушёнки, хлеба, папирос пачку не забудь". Заслужил, мол, за успешно выполненную операцию. Вот так, Славушка, пришёл к ему рядовым, а вышел ефрейтором. Давай и мы примем ещё, штоб и твой зуб выдернуть да за печку кинуть. Да сказать, как в деревне говорят ребятишки: "Мышке золотой, а мне костяной".

...Допили водку. Покурили. Стал старик затылок чесать. А потом робко так стал склонять Славку добавить:

– А што, Славушка, ещё бы по полстакашка, и дёрнули бы мы твой зуб, как морковку из бабкиной грядки.

Славка потрогал зуб языком – болел ещё, но уже не так сильно. Но денег не было. И Славка сказал, мол, не мешало бы, да вот беда, денег нет, приезд с парнями два дня отмечали, всё просадили. Фершал стал уговаривать Славку сбегать к его старухе, занять трёшку, а у него через два дня "пензия", с пенсии он даст деньги Славке, а тот занесёт старухе.

Славка вышел на свежий воздух. Постоял малость, подумал, как просить станет деньги у незнакомой старухи, погонит ещё со двора да заподозрит неладное, что старик её на худой след попал. Пошёл на постой, занял трояк у Ленки, сказал, что для наркоза и для дезинфекции инструмента. Ленка посмотрела подозрительно, да и попахивало от Славки, однако трёшку дала. Славка сбегал в лавку. Взял ещё бутылку "Кубанской", на сдачу купил курева.

…Зуб уже не болел. Макар Никифорович пел душевно: "Распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани!" – и хрястнул кулаком по медицинскому столику. Плакал, когда пел: "Кто в Ленинград пробирался болотами, горло сжимая врагу". Славка подпевал. Дед у него, когда пьяным был, тоже такие песни пел, потому слова он знал.