День Литературы, 2008 № 11 (147) - [24]

Ты забери меня с собой,

Туда, где утренние росы,

Где на стерне лежат покосы,

В тот край под дымкой голубой.

Ты забери меня к себе,

Там ничего делить не надо –

Я буду знать твоя я лада,

Поверю слепо я судьбе.

Ты забери меня в мечты,

Где будем только я и ты –

Без страха всё предам забвенью,

В том храме вечной чистоты.

Ты забери меня в свой край,

Где провода и перезвоны,

Где от любви бываешь сонной –

И никому не отдавай.

Залман ШМЕЙЛИН

ПРИЗВАНИЕ

Спорят много, надсадно и мрачно

Из начал исторических дней,

Но по-прежнему мир озадачен,

Кто такой в этом мире еврей.

Так вразрез, словно звёздною пылью,

Занесло нас с далёких планет

И ответов такое обилье,

Потому что не важен ответ.

Словно древних племён протоплемя

В закоулках несчётных земли

Мы храним быстротечное время,

Чтобы с нами сверяться могли.

Как вместительно быть в этом звании,

Жжёт позор и с богами роднит.

Нам с рожденья оно, как призвание,

Что судьбою легко единит

Всех бродяг, бескорыстных злодеев,

Горлопанов, поэтов, лжецов,

Горьких пьяниц, что всё в жизни смеют,

Нищих зодчих роскошных дворцов,

Что с судьбою, как в кости, играют,

По подвалам признания ждут

И без знанья о том умирают –

Воздадут или не воздадут.

И какое бы ни было чувство,

С ним по разуму не совладать –

Быть Жидом стало родом искусства,

Но без права его выбирать.

ПРИЮТ

Ну, прощайте берёзки и рыжики.

Низко кланяюсь вам на лету,

Сбросив старую шапку из пыжика

В Таиландском аэропорту.

Пусть дорожка не мною проложена,

Да длиной в пятьдесят с лишним лет.

Я сюда теперь рукоположенный,

Во второй на земле Новый Свет.

Моя келья не в башне Иванова,

Этих стен ледяную пастель,

Каждым утром рождённую заново,

Никогда не святил Коктебель.

Но с балконного многоэтажия

Слышно, как привезенный с морей

В камнях дух, похороненный заживо,

Перекличку ведёт площадей.

И сквозь сумрак, в рассветном тумане

Юрика золотой головой,

Всё качает, качать не устанет,

Отворяет простор голубой.

Зданья в призрачном столоверчении

В каббалический строятся ряд,

Как монахи в молитвенном рвении,

Про себя монотонно твердят,

Обещают мне то, что забыто

Распростилось, ушло, не сбылось.

То, что в памяти прочно закрыто

И, казалось, с собой не бралось...

Аскетизм мне щитом в оправдание.

Но, похоже, надеялся зря.

И желанья и полужелания

Всё бегут, догоняют меня.

ГОРНАЯ ЭЛЕГИЯ

Табун лошадей закусил удила.

Такая дорога, что чёрту мила.

Несутся вприсядку тасманские ели

Под свист залихватский цыганской свирели.

И рокот тревожный басовой струны –

Ревущих колёс посреди тишины.

Кружит, словно в вальсе седая гора,

Сегодня любовник, чур, буду не я.

Скала подступает, душа в каблуке

И нить Ариадны зажата в руке.

Но если раз сто перевалишь гряду,

Но если проедешь сквозь эту беду,

В избушке смолистой, в дремучем лесу

Получишь на ужин фасолевый суп,

Бумажный стаканчик с игристым вином

И чай в котелке с закоптившимся дном.

А завтра тропинка приткнётся туда,

Где бурно по скалам струится вода,

Где сумрак провалов под куполом сфер,

Где звёздное небо во мраке пещер.

И вспомниться может покинутый край

В местечке со странным названием Рай,

Где травы по пояс, где липы в цвету,

И пчелы сосут медовую росу.

И будет журчать за стеною река,

Деревья вершиной качать облака,

И будешь, под бархатный шёпот струны,

Петь грустные песни далекой страны.

И станет на сердце от песни теплей

И сердце подскажет – всё будет о`кей.

Пусть время умчится, пусть двинется вспять

Но будут по-прежнему горы стоять,

Деревья в обхват подпирать вышину,

И будут мужчины ходить на войну.

Владимир Дубоссарский “КРОМЕ СЕБЯ САМОГО...” отрывки из романа

На экране телевизора лица солдат плохо различимы. На танках и самолётах есть эмблемы, на людях – нет. Или не видно. У всех – автоматы, у всех – каски. Лица под касками – хмурые, мрачные, злые. На экране злость израильская не отличима от злости сирийской. Я не могу отделаться от жуткой мысли, что это мой внук целится в мужа моей внучки, потому что тот выстрелит вот-вот в него самого. Из Австралии всё это кажется адом. Оттуда Австралия, наверное, кажется раем.

Если бы кто-то в детстве наворожил мне, что я буду встречать Новый год в тридцатиградусную жару, я сочла бы это сказкой. Если бы кто-то предсказал, что все окружающие меня люди будут праздновать Рождество Христово на две недели раньше меня, а моя собственная семья вообще не будет праздновать, я бы решила, что это – бред. Если бы кто-то напророчил, что мои дети будут жить по разные стороны планеты, я бы назвала это жестокой выдумкой.