День Литературы, 2008 № 09 (145) - [9]

Тем более, понимал он и разницу между учениями Лао-Цзы и Конфуция, согласно легенде даже встречавшихся друг с другом. Как пишет великий китайский историк Сыма Цянь: "Когда Конфуций ездил в Чжоу, он спрашивал его о ритуале, и Лао-Цзы ему отвечал: "Вы говорите о тех, кого давно нет и чьи кости уж истлели. Остались только их слова. Благородный муж, когда время ему благоприятствует, ездит на колеснице, а не благоприятствует, ходит с тяжкой ношей. Насколько мне известно, славный купец прячет глубоко, словно у него всё пусто. И благородный муж обладает необъятной добродетелью, а своим видом походит на глупца. Откажитесь от гордыни и множества желаний, напыщенных манер и необузданных стремлений. Всё это наносит вред вашему телу. Вот что только я и могу вам сказать". Конфуций удалился и сказал своим ученикам: "Птицы, я знаю, могут летать, рыбы, я знаю, могут плавать, звери, я знаю, могут бегать. Бегающих можно изловить в силок, плавающих – вытащить леской, летающих – сбить привязной стрелой. Как же изловить дракона, мне неведомо. На ветре и облаке он возносится на Небо. Сегодня я был у Лао-Цзы, и он походит на дракона".

Конфуций выслушивает с уважением Лао-Цзы, но отказывается его понимать.

Конфуций открыл простой и удобный властям закон бытия людей. "Правитель должен быть правителем, работник – работником, отец – отцом, сын – сыном. Младшие должны беспрекословно подчиняться старшим, но старшие должны требовать от подчинённых и младших только то, что могут подтвердить своим примером". Но Лев Толстой в этой иерархичности метко выделил иное – и царь, и правитель должны всю жизнь исправлять и совершенствовать себя.

В интересной книге А.Шифмана "Толстой и Восток" исследователь пишет:

"Безоговорочно приняв эти принципы конфуцианской морали, Толстой, однако, упустил из виду, что понятие жэнь неотделимо в учении Конфуция от другого понятия – ли, что буквально переводится как "церемония", "обряд", а означает обязанность младшего соблюдать покорность старшему… Каждый должен знать своё место. Покорность, почтительность – высшие добродетели… Проповедь покорности…" Не думаю, что писатель упустил из виду понятие ли, он его просто отбросил, как мешающее ему. Если по Конфуцию – нравственное совершенствование и правителя, и слуги – первейшая обязанность, то Лев Толстой как бы подвергает нравственному совершенствованию и само учение Конфуция. Ищет то, что близко и ему, и Лао-Цзы, и Конфуцию.

Сближали же Лао-Цзы и Конфуция ненависть ко всем войнам, откровенный пацифизм, которому близок был и Лев Толстой. По сути, у Конфуция он и позаимствовал свой тезис о непротивлении злу насилием.

"На вопрос одного царька: сколько и как прибавить войска, чтобы победить один южный не покорявшийся ему народец, – Конфуций отвечал: "уничтожь всё твоё войско, употреби то, что ты тратишь теперь на войско, на просвещение своего народа и на улучшение земледелия, и южный народец прогонит своего царька и без войны покорится твоей власти" – пишет Лев Толстой в своей знаменитой статье "Патриотизм или мир?".

В 1886 году, знакомясь с учением Конфуция, писатель нашёл его высказывания о бесконечности поисков истины, сравнение поисков истины с течением воды.

Толстой даже задумал написать рассказ на эту тему, к сожалению незавершённый. Вот этот набросок, названный писателем "Течение воды":

"Однажды ученики Конфуцы застали его у реки. Учитель сидел на берегу и пристально смотрел на воду, как она бежала. Ученики удивились и спросили: "Учитель, какая польза смотреть на то, как текут воды? Это дело самое обыкновенное, оно всегда было и будет".

Конфуцы сказал: "Вы правду говорите: это дело самое обыкновенное, оно всегда было и будет, и всякий понимает его. Но не всякий понимает то, как подобно течение воды учению. Я глядел на воду и думал об этом. Воды текут без остановки, текут они днём, текут они ночью, текут до тех пор, пока не сольются все вместе в большом океане. Так и истинное учение отцов, дедов и прадедов наших от начала мира текло без остановки до нас. Будем же и мы делать так, чтобы истинное учение текло дальше, будем делать так, чтобы передать его тем, которые будут жить после нас, чтобы и те по нашему примеру передали его своим потомкам, и так до конца веков".

В феврале 1884 года он пишет В.Г. Черткову: "Я сижу дома в жару, с сильнейшим насморком, и читаю Конфуция второй день. Трудно представить себе, что за необычайная нравственная высота." Спустя годы, уже в 1900 году вновь пишет: "Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием и очень хорошо. Черпаю духовную силу… У нас, quasi-христиан, нет никакой религии…"

Вот за такие противопоставления в пользу китайских мудрецов Николай Бердяев и обвинил писателя в безблагодатности и далекости от православия.

Думаю, Бердяев ошибался, китайские мудрецы по нашим христианским понятиям были именно мудрецами и мыслителями, не проповедниками чуждой для православия религии, и потому привлечь Лао-Цзы или Конфуция возможно даже в самых христианских поисках истины.