День Литературы, 2008 № 08 (144) - [19]

Спустя годы также попал в другой военный центр в самом США — Монтеррей, где в годы холодной войны преподавало до тысячи русских эмигрантов. Как мне признался один из них: мы неплохо заработали на холодной войне. В русском центре Монтеррея должны были пройти курсы все без исключения старшие офицеры армии США, они должны были знать своего будущего противника. В Гармиш-центре занимались все офицеры НАТО. А многие русские литераторы от Ивана Буркина до Валентина Прусакова преподаванием в этих разведцентрах зарабатывали на жизнь.

Кстати, ни разу, ни в советское, ни в антисоветское время я не ездил за границу за счёт Союза писателей России. Чем-то не подходил высокому литературному начальству ни в советское, ни в антисоветское время. Хотя, поправлюсь, один раз всё же ездил за рубеж за счёт Союза писателей СССР. По рекомендации Александра Проханова ездил в составе писательской делегации из двух человек (вместе с Юрой Скопом) в воюющий Афганистан. Мне была интересна древняя гордая страна, но, прежде всего, мне как критику и литератору хотелось понять чувства молодых солдат, воюющих в составе ограниченного контингента. Через Афганистан прошли десятки тысяч русских ребят, которым предстояло дальше жить дома, в России. Я хотел понять, что они переживали, какими людьми становились.

Мы с Юрой Скопом прилетели в Кабул, нас отвезли на машине в правительственный особняк с вооружённой охраной, где мы и должны были жить вдвоём. Мы были официальной культурной делегацией. Программа была расписана афганским руководством: встреча с министром культуры, с афганскими писателями, музеи, театры — и всё под охраной. И всё в центре Кабула.

По такой программе вслед за нами действовал поэт Андрей Дементьев, ни разу не покинувший центра Кабула, и другие приезжающие официальные литераторы. Я такую программу еле вытерпел два дня, из одного охраняемого особняка на машине и под охраной ехали в другой. Официальные слова, официальные заверения во взаимной дружбе. Думаю, и самим афганским руководителям культуры мы были ни к чему, своих проблем хватало. На третий день я, созвонившись заранее со штабом наших войск, расположенным в бывшем королевском дворце, высоко над городом, выехал к ним. Все рекомендации Александра Проханова были мною получены заранее. Репутация Проханова в войсках в Афганистане была настолько высока, его вылазки с нашими разведчиками и десантниками были настолько рискованны, что его боевые друзья с радостью готовы были оказать мне помощь. Вернее — нам. Я поговорил с Юрой Скопом, или он остается ещё дней на десять в нашем особняке и продолжает официальные встречи, или, если хочет увидеть живую жизнь и наших солдат, и афганцев, и саму страну, присоединяется ко мне. Юра с радостью согласился сменить дислокацию и образ жизни.

Мы написали программу максимум: осмотреть все главные центры Афганистана, побывать в реальной боевой обстановке в частях, поговорить с ранеными в госпиталях, с разведчиками и особистами, с представителями афганского командования, воюющего на нашей стороне, с простыми солдатами. Думаю, благодаря Проханову, нам максимально пошли навстречу. Нам выделили на все дни странствий боевого офицера из отдела пропаганды, дальше началась походная армейская жизнь. Подобрали армейскую офицерскую одежду, которую позже и подарили на память. Сначала вылетели в Шиндант, армейский центр, оттуда на бэтээрах прошли до Герата по афганским дорогам. Целый день на броне, под афганским солнцем, руки, которыми держались за поручни, обгорели больше всего. Герат — это уже центр шиитского Афганистана, другие обычаи, да и бои не столь ожесточённые.

Город не разрушен, недалеко от города гробница нашего знаменитого поэта Алишера Навои. Мы как-то со школьных времён привыкли считать его чуть ли ни советским поэтом, гордостью наших среднеазиатских республик. Он и на самом деле — туркмен, но большую часть жизни прожил всё-таки в Афганистане и похоронен под Гератом.

Мечети, восточный базар, там же встреча с руководством гератских спецслужб, встреча с перешедшими на нашу сторону душманами. Мы даже сфотографировались с ними, и у нас в руках автоматы, и у них. После Герата летим в Кандагар. Там уже не до афганцев и музеев.

Город напоминает виденный в фильмах разрушенный Сталинград, всё простреливается, каждое движение под контролем. Там уже спим в солдатских домиках, едим солдатскую еду, беседуем с нашими солдатами. Интересный разговор с особистом. О наркотиках, о продаже оружия душманам нашими же солдатами, о любителях войны, псах войны, которые сами добровольно рвутся в ночные вылазки и не столько за трофеями, сколько из желания повоевать, поубивать.

Ребята из разведки подарили мне после нашего душевного разговора дубинку, снятую с убитого главаря одного из подразделений душманов. Внутри дубинки в выдолбленное отверстие залит свинец. Сама дубинка разукрашена старинными афганскими рисунками, но кое-где краска сошла из-за наносимых ударов. Подарили ещё и кинжал, предлагали даже в придачу боевую "лимонку". От гранаты отказался, кинжал с сожалением тоже пришлось вернуть, не пропустили бы таможенники, а вот дубинку привёз с собой, так и хранится, как боевая реликвия. Рядом с древним индейским кривым мечом, вывезенным из Америки. По каким головам она прошлась в своё время?..