День Литературы, 2008 № 02 (138) - [24]

Внезапно раздался животный рёв, хриплый вопль, нечеловеческий клёкот. Он был громче водяных плесков и людских причитаний. Был исполнен свирепой ненависти и больного страдания. Исходил из девочки, которая упала голым тельцем в ручей. Извивалась, билась, как рыба на отмели. Скручивалась в спираль, распрямлялась, ударялась головой о камни. Её гнуло, выворачивало. Невидимая жуткая сущность не желала её покидать. Изо рта, из ушей вдруг хлынула чернильная жижа, клейкая чёрная слизь, пролилась в ручей. Бурлящими комьями пронеслась мимо Коробейникова и слилась в озеро. Исчезла в глубине, как кольчатый змей. Девочка недвижно лежала в ручье, плоская, хрупкая. Волхв над ней наклонился, нежно поливал из пригоршни. Была видна солнечная капель.

— Вижу!.. Вижу!.. — это кричал слепец, выходя из-под водопада. Озирался во все стороны, исступлённо оглядывался. Вместо недавних бельм у него синели глаза. Жадно, страстно смотрел во все стороны, словно торопился наглядеться на мир, перед тем, как в глазницы снова натечёт белая непроглядная муть.

— Молоко!.. Боже мой, молоко!.. — женщина с младенцем показывала всем свои груди, ещё недавно плоские и пустые, с обугленными сосками, а теперь наполненные, побелевшие, с сочными розовыми бутонами. Поднесла ребенка к груди, и тот жадно впился в млечный сосок, захлебнулся от сладости.

— Очистилась!.. — певуче, с птичьим горловым пением, восклицала топ- модель. С её тела сошла экзема, отлетела короста, закрылись язвы. Тело было перламутровым, стеклянно блестело. Не стесняясь своей наготы, она поворачивалась среди солнечных струй, словно сотворённая заново.

Коробейников восхищённо взирал. Перед ним совершилось чудо. Языческий бог, явившийся на зов волхва, сотворил исцеления. Не все его получили сполна. Не все избавились от вывихов и горбов. Но все были причастны чуду. Отирались полотенцами, помогали друг другу одеться. Волхв не торопил их. Смотрел, как они расчесывают гребнями волосы, повязывают на соседние кусты пестрые ленточки, наполняют сосуды святой водой. Еще некоторое время сидели, переговаривались. Поднялись, медленно двинулись в гору. Коробейников видел, как удаляются странники, поблескивают спицы инвалидной коляски, держатся друг за друга слепцы. Седовласый пастырь шёл следом, опираясь на посох. Золотился венчик на его голове.

Коробейников огладил горсть земли, телесной, живой. Сложил вместе концы платка, завязал узелки. Спрятал на груди первую, взятую у Труворова городища горсть.

Пора было уходить. Сверкали на солнце ключи. Алмазно переливался ручей. Озеро сияло. Он спустился к озеру и у берега, на мелкой воде, качался мёртвый лебедь. Его шея утонула, сквозь воду был виден жёлтый клюв, маленький тёмный глаз. Коробейникову стало больно. Волшебную птицу погубили людские грехи и яды. Лебедь принял их и погиб, даровав людям жизнь. Языческий бог принёс себя в жертву, как и всякий бог, приходящий в мир, чтобы продлить его бытие.

Коробейников уходил, не оглядываясь на мёртвую птицу…

Дмитрий Колесников. ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Александру Проханову — 70!

В этот суровый биографический факт просто невозможно поверить, наблюдая его страстные, энергичные выступления по телевидению, читая его яркие увлекательные художественные передовицы в газете "Завтра", анализируя его остросовременные темпераментные произведения, исполненные сильных, смелых и стойких, как оловянные солдатики, персонажей.

Впрочем, точно так же друзья и соратники писателя не могли поверить в его фактический возраст и 10 лет назад, отмечая 60-летний юбилей Александра Андреевича.

Ничего удивительного в этом неверии нет: Александр Андреевич своим внешним обликом вообще очень напоминает главного героя своего последнего романа "Пятая империя" Алексея Сергеевича Сарафанова, носившего "своё лицо шестидесятилетнего человека, сухое, в резких морщинах, с карими, настороженными глазами, как маску, под которой таилось другое лицо — молодое, страстное, с восторженными очами, с мягкой улыбкой насмешливых сочных губ". Это второе лицо идеолога "Пятой империи" "словно свежая, многоцветная фреска, силилось проступить сквозь позднюю роспись, тусклую, серо-стальную, с процарапанными линиями бровей, подбородка, скул", но тщетно — "маска была непроницаемой". А вот у Проханова маска, в отличие от его мистического героя, к счастью, очень даже проницаема.

Впрочем, поражает в седовласом юбиляре отнюдь не только разительное несходство его внешнего и внутреннего — вечно юного, пассионарного, таящегося под маской — облика. Неизбывное солдатское мужество писателя также достойно искреннего восхищения. Причём это несомненное достоинство Александра Проханова ценят и признают не только его друзья и коллеги, но и такие литературные критики, как, например, обозреватель "Литературной газеты" Павел Басинский, в целом весьма скептически относящийся к творчеству главного редактора газеты "Завтра". В этом также нет ничего удивительного — отрицать публицистическое мужество талантливого прозаика просто невозможно. Именно оно позволило Державнику и Воителю, как назвали Проханова в своих статьях лидер КПРФ Геннадий Зюганов и священник и духовник газеты "Завтра" Дмитрий Дудко, написать в июле 1991 года, накануне окончательного и бесповоротного крушения Советской Империи, уничтоженной вероломными предателями, знаменитое "Слово к народу", где каждое слово пронизано нечеловеческим, раздирающим душу отчаянием и огромной мучительной болью за судьбу родимой Отчизны, которой Александр Андреевич исправно и честно служит на протяжении всей своей долгой жизни. Это смелое, открытое обращение к гражданам исподволь погибавшего Советского Союза до сих пор заставляет нас, патриотов России, вздрагивать, вызывая болезненную дрожь в каждой клеточке тела, пробирая до самых костей, хотя то убийственно страшное, что пророчил блестящий оратор, уже давно совершилось, и Советскую Родину мы, увы, потеряли, похоже, безвозвратно и навсегда.