День Литературы, 2008 № 01 (137) - [23]

— Кажется есть… Но у него надёжное алиби.

— Проверь. Затевая преступление, он больше всего думал о путях отступления, о том, как замаскировать следы, отвести подозрение. Живёт он подчёркнуто скромно, у него могут быть потёртыми штанишки, зажёванным воротничок рубашки, но при этом все выстирано и проглажено. У него заискивающие манеры на работе и хамские — дома. Я уже говорил — он суеверен, вполне возможно выстроил для себя целую систему примет. И об этом должны знать остальные твои подозреваемые.

— Так, — крякнул Зайцев.

— Возраст… Ему тридцать пять — сорок лет. Разговорчив. Вернее — болтлив, но говорит, в основном, говорит о пустяках. Погода, мода, цены, судебные очерки в газетах и так далее. Трамвайная болтовня. На большее он не решается, хотя суждения имеет обо всём на свете. С женщинами у него отношения сложные. Если вообще существуют.

Зайцев долго молчал, рассматривая унылые стены комнаты, потом, тяжко вздохнув, сел на кровать.

— Колись, Ваня, — сказал он устало. — Колись. Какие высшие силы посещают тебя по ночам, какие прекрасные колдуньи нашёптывают тебе сведения, которые ты так красочно только что изложил.

— Шашки, капитан, это всё шашки. Великая игра. В шахматах многое зависит от техники, знания, памяти. В шашках проще. Что ты есть, то и есть. Вот игрок делает вроде бы сильный ход, но, встретив отпор, тут же пасует, пятится. Ему подворачивается шанс, он готов его использовать, но не хватает мужества и он делает ход, казалось бы, надежнее, однако, мелькнувший было шанс упущен. Женщины таких не любят. А кто их, таких, любит… Знаешь, бывает, достаточно сыграть с человеком одну партию и ты о нём знаешь больше, чем может сказать самая подробная, самая злопыхательская служебная характеристика.

— И на основании всех этих зыбких рассуждений ты предлагаешь мне надеть на человека наручники? — уже без куража спросил следователь.

— Ну, почему же, — бомжара повертел в воздухе растопыренной ладонью. — Причина для обыска у тебя есть. Толстый альбом в серой пластмассовой обложке. Я же сказал, что по характеру он канцелярист. Авторучки в стакане, заточенные карандаши, ластики, дыроколы и прочее. И ещё — силикатный клей. Неприятный в работе, но, застывая, он становится совершенно прозрачным. Если смазать этим клеем пальчики, они не оставят никаких следов. И ещё одно… На чашке могут остаться не только пальчики, но и отпечатки губ. А они такие же неповторимые, как и другие части тела… Помнишь, я рассказывал историю, как нашли убийцу по отпечатку его задницы? Он слишком долго сидел на скамейке, поджидая несчастную свою жертву… А скамейка была покрашена не так давно…

— Да помню, Ваня, ту твою историю… Нет на чашке отпечатков губ. Стёр злодей. Грамотным оказался. Ты куда сейчас намерен отправиться?

— В Можайск, капитан. Мои учёные, поэты, артисты… заскучали небось.

— Есть встречное предложение. Оставайся здесь. Побудь… Пока не надоест. В буфете всё согласовано. Можешь приходить туда когда угодно… Заказывай всё, что хочешь… Вернее, всё, что у них есть. Вот ключ от двери. Вот деньги на водку-махорку. Вход-выход круглосуточный. Как меня найти, знаешь. Мне пора. Работой ты меня загрузил на неделю. Будут новости — навещу.

— Ни пуха, капитан, — не поднимаясь с кровати, Ваня прощально махнул рукой.

Прошла неделя.

Бомжара отоспался, посвежел. Как-то собрался, съездил в Можайск, нашёл свою компанию. Но невесёлая получилась встреча, хотя с гостинцами приехал. В тот же день и вернулся.

А на следующее утро пришёл Зайцев — с букетом астр. Махровых раздобыл капитан, тёмно-фиолетовых, цвета ночного неба. Тяжело поднявшись со своей койки, бомжара подошёл к цветам, осторожно потрогал их пальцами, скользнул по верхним лепесткам ладонью, опустил в астры лицо и на какое-то время замер, вдыхая несильный запах осени.

— Как я понял, убийцу ты всё-таки изловил? — спросил он, снова усевшись на койку.

— Задержал, — поправил Зайцев.

— Сопротивлялся?

— Плакал. Очень переживал.

— Ишь ты… А крест на кофейной гуще он видел?

— Видел.

— Пренебрёг, значит, предостережением высших сил… Не любят они этого.

— Кто?

— Силы… А скажи … По гороскопу он кто?

— Дева он, Ваня. Видишь, в какой компании ты оказался…

— Что ж делать, в семье не без урода, — усмехнулся Ваня, вскинув правую руку вверх и чуть назад. — Наливай, капитан. Ведь не может такого быть, чтобы у тебя в сумке ничего не нашлось… Отпразднуем победу над тёмными силами зла!

— Что-то невесёлые у нас победы, Ваня.

— А бывают ли они весёлые? Настали времена, капитан, когда победы и поражения ничем друг от дружки почти не отличаются. И беды не печалят, и радость не радует. Наливай, чего ждёшь… Не тяни.

Юрий Голубицкий ПОЧЕМУ УШЁЛ БОГ?

Рождество 2007 года довелось встречать в Бонне, в семье местных врачей, в которую вошла дочь Александра, связав свою судьбу с младшим отпрыском этого уважаемого в городе рода.

Тон, душевный настрой праздничному вечеру сообщили Александра и её мать Вера — профессиональные пианистки, заранее подготовившие каждая свою партию фа-минорной "Фантазии" Шуберта для четырёх рук. Жена готовила музыкальный рождественский подарок немецким родственникам в Москве, наша дочь — в Дортмунде, где с недавних пор работает в местном театре оперы и балета. Две дортмундских репетиции накануне Рождества ушли у пианисток на необходимое ансамблевое сыгрывание, на выстраивание звукового баланса, уточнение темпов и нюансировок. И вот — исполнительская премьера в рождественский вечер прекрасной, прозрачно печальной романтической музыки, увы, довольно редко звучащей в наши дни…