День Литературы, 2007 № 09 (133) - [31]

А золотая рама до сих пор валяется где-то в кладовочке при мастерской Юрия Ивановича среди старых холстов, этюдов, гипсовых бюстов древней Греции и Римской империи. Говорит, что побаивается он к ней прикасаться. Пристроил её так, чтобы даже случайно не увидел человек посторонний, чужой.

А напрасно.

Что делать, оказалось, что так уж она устроена – показывает человеку нечто главное в его жизни, что ожидает его или что случилось когда-то. Стремление, в общем-то хорошее, правильное – чтоб не заблуждался он, не тешил себя пустяками, не принимал пустышку за идола.

(Газетный вариант)

Владимир Скиф ЗАТМЕНИЕ

ПУСТЫРИ

Не отвести немого взгляда

От этих голых пустырей,

Где в тёмных трещинах

распада,

Как будто бы в морщинах ада,

Стоит печаль моих полей.

Ещё недавно восходила

Пшеница

в терпкий Божий день.

Но землю пагуба схватила

И ни на миг не отпустила,

И поселила в поле тень.

Над пустырём

полынь скрепила

С землёй себя

в один присест.

И до небес взошла крапива…

Как на погосте, сиротливо

Здесь появился

смертный крест.

Россия! Взяв штыки и вилы,

В себя, опальную, смотри!

Неужто бесы чернокрылы

Продавят нас через могилы –

На пустыри?!

***

По стенке бьют железом,

Иль это снится мне.

Сосед стучит протезом,

Как автомат в Чечне.

Сосед мой – Кремль не любит,

Я тоже не люблю.

Сосед по стенке лупит,

Как будто по Кремлю.

ЗАБОР

Покосился забор и упал,

Все заборы в России упали.

Юрий Кузнецов

Хлестанул по России напалм,

Все заборы в России упали.

Я смотрю: мой забор не упал,

Потому что забор –

на Байкале.

Потому что из гор –

мой забор,

Из стального

байкальского кедра.

Не сломал его – века топор

И кувалда заморского ветра.

У меня за забором тепло,

Вражью он остановит лавину.

Всех, кого из Руси унесло,

Я зову на свою половину.

За забором звенит перебор

То баяна, то русской гитары…

Не пройдут через этот забор

Двадцать первого века хазары

СВЕРЧОК

Он явился из шаткого мира…

Им беременна

бренность была,

И сверчка –

полуночниц кумира –

На запечном шестке родила.

Он усталое время покликал,

Пошептался

с текучей звездой

И в пустынном углу

запиликал,

У бессмертия

встав на постой.

Был сверчок

облюбован поэтом,

Как охотником –

взят на крючок,

Чтобы петь и зимою, и летом:

Ведь поэт – это тоже сверчок.

Жизнь поэта

не стоит полушки,

Но его мирозданье – зрачок.

И поёт в Мироздании Пушкин –

Гениальный,

бессмертный Сверчок.

***

Молчит икона Богоматери,

Лишь слёзы льёт –

страшна примета.

И открестился сын от матери,

Как отслоилась тень от света.

Сын крал страну

и зло отращивал,

Мать по нему заголосила.

Он продал мать свою

скорбящую,

А матерью была – Россия.

ДНО

Не луна восходит. Лезвие.

Мутно небо. Ночь мутна.

Крылья, что ли,

мне подрезали:

Я уже коснулся дна.

Прохожу по дну.

Здесь топчется

Нищий воин и студент.

Здесь заточка вором точится,

Наркоту сбывает мент.

Дно дырявое качается,

Сквозь него летят года.

Но здесь тоже отмечается

День Победы иногда…

***

Иней в ночь насыпал проседи,

Равнодушный космос мглист.

Позлащённый в горне осени,

Мне из тьмы сияет лист.

Он один такой, оставшийся

От калёной, золотой,

В прошлом веке

затерявшейся

И пропавшей жизни той.

***

В небе –

звёзд сплошные осыпи,

Космос тёмен и глубок.

Миг придёт

и с тихой росстани

Улечу, как голубок.

Вечный космос

жизнь наследует,

Там взойдёт душа моя,

Заблестит

звездой неведомой,

Как загадка бытия.

***

Воют в небе трубы медные,

На земле гудят балы.

Тут и там сияют смертные

У бандюг в руках – "стволы".

Поминают всуе Господа

Бандюганы все окрай,

Думают – шоссе Рублёвское

Приведёт в заветный рай.

А на небе – только Господу

Виден истинный расклад,

Что ведёт шоссе Рублёвское

За Москвою – прямо в ад.

***

Я орех готовлю на зиму

И бруснику, и грибы.

Я почти что в сердце Азии

Сел на краешек судьбы.

Вот сижу, гляжу на солнышко

Посреди уснувших дел.

На опушку, как на донышко,

Зимородок прилетел.

Скоро-скоро белой ватою

Снег повалится с небес.

Что мне надо?

Жизнь измятая

Распрямляется, как лес.