День Литературы, 2005 № 12 (112) - [20]

Знаю, что столичные поэты и поэтки ("ЛГ" недавно вбросила в литературный обиход это словечко) снисходительно, а подчас и высокомерно смотрят на "провинциальных (с иронией) "гениев". А я вот об одном из них — всерьёз. "Из личных симпатий" — кто-то подумает. Нет, с Ю.Асмоловым я пока даже не знаком. "Тогда, может быть, из желания прослыть первооткрывателем нового литературного имени?.." Но и это не так. Открытие уже состоялось. Ю.Асмолов открыл себя сам! Курские писатели, издатели и "любители поэзии" безоговорочно подтвердили это. Открыл пока не на всю Россию...

Ю.Асмолов — не просто талантливый поэт. Он — поэт-Гражданин! В сегодняшней России "Гражданин" в приложении к поэту звучит не только уважительно, но и гордо! Впрочем, как и к простому человеку, работающему на возрождение России — тоже.

Никогда не думал, что придётся употребить это тяжёлое, по мне, слово возрождение, полное смутной надежды на выздоровление и продолжение жизни, применительно к могучей ещё вчера России.

Умопомрачительный зигзаг в своём движении сделала Россия: сама, своими руками убила принадлежавшую ей славу первопроходца в общественном развитии и победителя во Второй Мировой войне, вместо шага вперёд сделала шаг, а может и два, назад. Это очевидно даже тем, кто глядит на нас, якобы, со стороны. Внушают нам: дескать, сами вы, своей беспечностью, своей неповоротливостью, своим пьянством, наконец, довели Россию до "края", на себя и пеняйте. Ю.Асмолов не отвергает с порога этих обвинений, но... Впрочем, предоставлю слово самому поэту:

Как много нас, не выровнявших спин,

Теряющих терпенье только спьяну...

Мне слышится доклад:

— Мой господин!

В России всё идёт пока по плану.

Чей это план, что и к какому сроку в нём запланировано, поэт не сказал: не захотел повторяться, так думаю. "Бог с ней — с разваленной системой,/ Раз развалилась, знать слаба... /Но жить с оглядкою на Сэма?!/ Ужель нас эта ждёт судьба?"

Народ страшится такой судьбы. И это понятно: Русь уже знала её. И запомнила, как самую чёрную страницу в тысячелетней своей истории. Прошло почти три века, пока она, поумнев, собралась с силами и вышла на поле Куликово, чтобы разорвать цепи иноземного ига.

Поэт-патриот не мог не вспомнить сегодня об этом событии: "Право жить на свете в полный рост/ Вместе отстояли люди русские./ А теперь? Всё кобелю под хвост?"

Грубо, конечно. По-мужицки. Но ласковых слов на подобные случаи народ не припас... А эти, ставшие поговоркой, означают одно: народ не смирится с жизнью не в "полный рост", "с оглядкою на Сэма" и на кого там ещё — претенденты на эту роль могут найтись.

Я радуюсь появлению в русской поэзии ещё одного талантливого поэта, главным содержанием поэзии которого является народная жизнь, а главным чувством — любовь к народу, сочувствие ему и сострадание. Радуюсь и тому, что он, такой, в провинциальной России не один. Уверенно и мужественно, в некрасовской традиции работают в поэзии Ольга Фокина (Вологда), Леонид Корнилов (Подмосковье), Николай Денисов (Тюмень), Евгений Гусев (Ярославль). Это только те, творчество которых я знаю...

О провинциальной России враги её, русофобы, говорят: лапотная Россия. Патриоты: глубинная Россия. Я бы добавил: коренная, подлинная Россия — главная кладовая русского языка, высокая башня русского национального характера, ещё не облетевший сад русской национальной культуры.

Поэзия Юрия Асмолова — подтверждение тому.

Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ (Ноябрьские номера "Нашего современника", "Москвы", "Нового мира", "Знамени")

Натали ИВАНОВА с первых страниц ноябрьского "Знамени" пытается просветить неразумного читателя своего на предмет постижения кто такое fiction и кто такое non-fiction, и с чем их можно съесть. Видимо, в своё время были аналогичные попытки разъобъяснить и benю с nota beneй, а также avanti с dolce vitoй (название журнальных рубрик). Как слепых котят таская туда-сюда (то в fiction то из fiction) бедную поэзию с прозой (prosus) и изнервничавшись с эссе, которому, по её горькому признанию, не нашлось в русском языке достойного слова, Натали Иванова наконец-то радостно восклицает: "Я отношу non-fiction к изящной словесности — а не просто к книгам как таковым, среди которых могут быть и пособия по математике, и советы ветеринара". Прелестно, не правда ли? Жаль, что на этом вступлении блистательной критикессы и закончилась на сей раз попытка журнала соединить французский (то бишь латинский) с нижегородским.

Хотя мостик в англицкую сторону, к Кену Кизи и Милошу Форману, протянут всё же был: "Я залезала на скамейку под навесом, Зина поворачивалась ко мне спиной, я крепко обхватывала её руками-ногами, как Учительница — ствол сосны, и мы носились по двору. Гоп-гоп, эге-гей! Один раз Зину замкнуло, она едва шевельнула плечами — и я шмякнулась оземь. Копчиком о камень ударилась. Больно. Сижу, недоумеваю. "Зин, ты чё?" — только и нашлась что спросить. "А ну тя на х… Надоела!" — так ответила мне Зина и пошлёпала восвояси". Это Виктория ВОЛЧЕНКО. Рассказ "Зина" — "Дурдом". Но это уже другая история.