День Литературы, 2005 № 12 (112) - [2]

С другой стороны, и этот Арсенал, и эти корабли были той важной деталью понимания великой державности и имперскости этого чуда на воде, временами влияющей на судьбы всей Европы. И отсюда мой второй веницейский тезис: негосударственнику в Венеции делать нечего. Пейзане такое чудо создать никогда бы не смогли, ни в Средние века, ни в нынешнем двадцать первом веке. Недаром так рвался в Венецию Петр Великий, задумывая свой величественный имперский замысел.

Может быть, и сегодня полезно кое-кому из наших лидеров съездить в Венецию не просто полюбоваться Львом с книгой во властной лапе, Замком Дожей и Арсеналом, но и задуматься, как нам в России создать своё новое русское чудо?

Ведь кроме имперскости и государственности, когда приезжаешь в этот чудо-город не на день-два, а на длительный срок, понимаешь и, мягко говоря, жесткую экспансию знаменитой венецианской республики. Все её великие символы откуда-то да и привезены: из Египта ли, из вероломно захваченной Византии, и, боюсь, не придет ли время, когда и знаменитый Лев, и сами колонны, и многое другое будут возвращены в Турцию, Египет, Сирию и другие места своего первоначального пребывания.

Венеция — это еще и прямой ответ Михаилу Швыдкому и другим предателям, мечтающим раздать все ценности, вывезенные после нашей великой Победы над Германией. Думаю, ни Англия, ни Италия, ни другие страны НАТО не заинтересованы в таком юридическом прецеденте, ибо тогда и все Британские коллекции, и ценности Брюсселя, и наполеоновские трофеи последовательно должны быть возвращены истинным владельцам. А Венеция практически целиком уплывёт в мусульманские страны. Ведь даже излюбленный и знакомый всему миру символ Венеции — Лев, опирающийся на книгу, изготовлен древними венецианскими мастерами из персидской (то есть нынче — иранской) химеры четырнадцатого века. А сколько тонн золота и драгоценностей, сколько статуй и книг прибыло из бывшей союзной Византии, куда вероломные крестоносцы, испугавшись тяжелых сражений за гроб Господень с мусульманами в Палестине, нагрянули, уничтожив великую христианскую империю. Каналы, конечно уникальны, и Дворец дожей — чудо из чудес, но и о вероломстве венецианских рыцарей никогда не надо забывать. Только вот нынешней Турции ничего из награбленного Венеция возвращать не собирается. Хотя, впрочем, почему Турции? Со времён Иоанна Грозного — мы прямые наследники Византийской империи, и не пора ли нам самим всю Венецию прибрать к рукам, с учётом всех процентов за минувшие столетия? Малюсенькую часть Венеции я вернул, и камешек от Арсенала, и пылинку из Собора Сан-Марко, и щепочку от древней сваи, вывезенной в давние века из родной Сибири, и изумительные мурановские вазы и бокалы, чтобы было из чего пить на скором февральском юбилее-шестидесятилетии. Но главное — саму идею Венеции, как великого имперского замысла.

Привез я и память о знаменитых сородичах, похороненных на острове мёртвых, на крупнейшем в Италии кладбище Сан-Микеле, шепотку земли с могил Игоря Стравинского и Сергея Дягилева, Иосифа Бродского, а заодно и давно ценимого мною американского поэта Эзры Паунда. Чьи стихи мы не раз печатали в "Дне литературы".

"Остров мёртвых" — раньше не знал, что эта, ещё с юности мной любимая картина немца Арнольда Бёклина, написана на тему веницейского острова Сан-Микеле. Настоящий остров мёртвых. Но все упокоены согласно вере своей. Католики занимают господствующее положение. На православном греческом кладбище — Игорь Стравинский, Сергей Дягилев; евреи — на еврейском. Лишь на евангелическом участке пускают и всех инаковерующих, так называемое бывшее "позорное кладбище". Итальянцы в этом не терпят никакой "политкорректности". Там нашли место и наш Иосиф Бродский и фашист Эзра Паунд, великий американский поэт. К католикам их не пустили. Удивительно, но смерть свела их вместе, могилы Паунда и Бродского почти рядом. Думаю, время от времени их души собираются там, под землей, и ведут бесконечные разговоры о поэзии. Впрочем, ранний Бродский немало переводил раннего Паунда. Рад, что могилу Иосифа Бродского не забывают: тут и стихи, записки, мелкие безделушки, рубли, камешки, значки и тому подобное. Как на могилах Есенина или Высоцкого. Среди графоманских записей и строф нашёл завернутое в полиэтиленовый пакет, чтобы не промокало, неожиданно написанное от руки на вырванных страницах из школьной тетради какой-то юной, видимо девичьей рукой, одно из лучших стихотворений Евгения Рейна, посвященное Бродскому:

Приходи к "Флориану", когда стемнеет,

Слышишь, ветер с лагуны вовсю сатанеет.

Но оркестр сквозь порывы играет Шопена,

Вот теперь и обсудим мы всё откровенно.

Мы с женой прибрали и могилу Бродского, и могилу Паунда, поработали и лопатой, и веником — привели в порядок. Могила Иосифа Бродского ещё выглядела прилично, её не забывали, но знаменитый американец был в явном запустении. Когда несколько лет назад умерла в Венеции его вдова Ольга Радж, её похоронили рядом со своим мужем. И — забыли. Я подумал, а где же внучка Муссолини, где итальянские националисты, ведь за поддержку их убеждений Эзра Паунд 12 лет просидел в американской психушке. Кстати, судьба Паунда — это и ответ на все упреки на советскую систему подавления. Кто из наших поэтов уровня Эзры Паунда отсидел в советской психушке 12 лет? И лишь выйдя из психушки, гениальный поэт сразу же вернулся в Италию, где и жил в Венеции вместе с женой Ольгой Радж, подробно описанной в очерке Бродского о Венеции "Набережная неисцелимых". Так что нам с Ларисой пришлось хорошенько потрудиться над заброшенной могилой американского поэта. Потом выпили виски за упокой души. А за упокой Бродского я выпил его любимую граппу "Нардини", о ней мне поведала его вдова Мария.