День Литературы, 2005 № 11 (111) - [43]

У "ереси жидовствующих" в ХХ веке много имен, и утверждалась она разными способами. На один из них указывает Михаил Лобанов в своей духовной автобиографии. Говоря о причинах своего обращения к "народности" и "народному характеру", он называет в качестве одной из них господство в прессе и литературе "еврейского "мелкого духа", который, добавим от себя, в частности, транслировался и утверждался через оценки "левых" авторов современной литературы.

В 60-е годы и в дальнейшем под разными "соусами" дискредитировалась "деревенская проза" с ее традиционно-православными ценностями, идеалом самопожертвования, в первую очередь. Вполне прогнозируемо прокомментировал этот идеал в книге "Требовательная любовь" Анатолий Бочаров, постоянный оппонент Михаила Лобанова. В самопожертвовании он увидел "оборотную сторону фрейдистского взгляда", "диктатуру народа над личностью", поставил это понятие в один ряд с безволием и уступчивостью.

За год до перестройки Алла Марченко высказалась на страницах "Литературной газеты" откровеннее своих "левых" соратников. Она назвала героев "деревенской прозы" "подкидышами современности", "временно исполняющими обязанности положительного героя", и собственные надежды на будущее она связала с детьми, внуками "напористых махинаторов", "рыцарей частной наживы".

И очень скоро это время наступило. Тотальная диктатура "мелкого духа" в средствах массовой информации и русскоязычной литературе привела к тому, что за последние 15 лет к душам многих россиян привит "дичок обрезания" (В.Розанов): идеалы стяжательства, сребролюбия, философия потребителя, двуногого животного, нравственный релятивизм, равнодушие или ненависть к России и т.д. В результате миллионы русских перестали быть русскими, а евреи — остались евреями. И господствуют, и разрушают, и торжествуют, и злобствуют, и смеются, смеются…

Через духовную автобиографию, статьи и интервью Михаила Лобанова последних 15 лет лейтмотивом проходит мысль о "еврейском иге" и нашем порабощении. Еврейский вопрос, с точки зрения критика, самой жизнью поставлен во главу угла, и понимание его — "показатель степени развитости каждого из нас, развитости духовной, культурной, национальной".

О степени понимания Михаилом Лобановым еврейского вопроса свидетельствуют его многочисленные работы. Так, в статье "Тысячелетнее слово" критик, в отличие от многих простецов и хитрецов, объясняющих выбор князем Владимиром Православия "веселием пити", вслед за автором "Слова о Законе и Благодати" говорит о национальном эгоцентризме Закона (Ветхого Завета) и вытекающих отсюда последствиях: отверженность Богом, рассеянность по чужим землям. Думаем, мысль о. Димитрия Дудко, приводимая в другой статье, "Церковь — это все мы", созвучна критику: "Распять Христа мог любой народ, но все-таки не случайно евреи это сделали первыми".

Еще на одно качество иудейского закона, не известное князю Владимиру, обращает внимание Михаил Лобанов — "немыслимая жестокость в отношении к другим народам". Примеры опустим, ибо они хорошо известны. Договорим за критика то, что справедливо отмечалось Ф.Достоевским, В.Розановым, В.Шульгиным, М.Назаровым и другими авторами: эта жестокость, эти зверства возводились и возводятся в ранг добродетели, идеала, ибо они направлены против гоев, неевреев.

Подобная философия выражена и в словах Голды Меир, и в высказывании американского сенатора Хелмса, приводимых Лобановым в статье "И вздрогнут наши недруги" и интервью "Светоносец или лжепророк?": "Речь идет не о том, чтобы выкинуть их (палестинцев — Ю.П.) за двери и отнять у них их Родину. Их не существует"; "Россия и северные державы в продолжение долгого времени были гонителями рассеянного Израиля. После их попыток истребить остаток Израиля в Иерусалиме уничтожение их вполне отвечает и Божественному правосудию, и его заветам одновременно".

Подобной философией руководствуются и нынешние завоеватели России. И помогли им в достижении цели те писатели, критики, литературоведы, которые через расхристианивание сознания, через утверждение философии "мелкого духа" морально уготовляли порабощение страны. Заслуживает внимания то, как по-разному и всегда тактически и технически грамотно они действовали по отношению к своим противникам, к представителям "русской партии". Пример Михаила Лобанова показателен в этом смысле.

В духовной автобиографии критик говорит о добром отношении к нему в первое десятилетие его творческой деятельности со стороны З.Кедриной, Д.Старикова, Л.Шинделя, Я.Эльсберга, В.Камянова. Думаем, что такое отношение было вызвано по меньшей мере двумя причинами. Первые работы Лобанова принципиально не противоречили духу марксизма-ленинизма — "ереси жидовствующих" XIX-XX веков, что, конечно, устраивало названных и неназванных потомков Схария. Во-вторых, они рассчитывали использовать его как шабесгоя, как русского критика, который должен был создавать видимость неуправляемости происходящего в литературном мире, объективности оценок, даваемых "интернационалистам-космополитам".