День Литературы, 2005 № 06 (106) - [34]

Теперь она в раю, а мой удел

Печаль и слезы...Так недавно было:

Ты с Богом говорил, а я глядел —

Да что я мог еще? — тебе в затылок.

Ах, славно до чего тогда жилось!

Блестел затылок. Тихий белый пламень

Над ним струился реденьких волос,

Как нимб его запечатлела память.

Я знаю, что и многогрешный аз

Порою был предметом разговора.

Ты с Богом говорил, о тех которых

Любовью — не жезлом железным — пас.

...Под ветром, налетевшим в час заката,

Как угли гроздья вспыхнули рябин.

Где твой затылок,

сильный мой ходатай?

Один я перед Господом, один.

Регина Григорьева ФИЗИОЛОГИЯ СТИХА

ДЕТИ ГАМЕЛЬНА

под касанием легкой флейточки

расступается тишина,

отражается в окнах стрельчатых

перламутровая луна,

и текучим холодным пламенем

нежной музыки злой каприз

заливает булыжники Гамельна

и сбегает по улицам вниз.

и распахиваются оконца,

и вдоль узких лестниц ручьем

за насмешливым незнакомцем,

за звенящим лунным лучом,

с одеяния шутовского

не сводя восхищенных глаз,

подпевая и пританцовывая,

перешептываясь и смеясь,

мимо сонных взрослых — на пальчиках:

осторожней, не разбуди! —

только девочки, только мальчики,

по мерцающему пути,

оставляя спящее прошлое,

вы идете, вам дела нет,

что в высоком окне над площадью

я стою и смотрю вам вслед —

истекая холодным пламенем,

не сводя восхищенных глаз...

уходящие дети Гамельна,

я — последний, кто видит вас.

***

Должно быть скоро я ни зла,

ни счастья от тебя не вспомню...

Но страсть — какая страсть была

твоё лицо держать в ладонях...

А целовать, ласкать, любить —

что может эта малость значить,

когда могла перелепить,

пересоздать, переиначить?

И покрывало темноты

лишь для того, казалось, надо,

чтобы любимые черты

не исказить влюблённым взглядом.

И билось бабочкой в виски:

постой, помедли, пресеки,

не позволяй мне в настоящем

закончить властный жест руки,

творящей и боготворящей.

KАРИАТИДА

Почти неотличима

среди иных сестёр,

а вот проходишь мимо

и не отводишь взор —

как луч скользит по крыше

рассеянной рукой,

и мягкий мрамор дышит

легко и глубоко.

Задумчиво-спокойно,

потупя очи вниз,

как облачко лепное,

несет тяжелый фриз,

и я дивлюсь, как ладно

вся в тучах и лучах

лежит небес громада

на девичьих плечах.

А ей не в тягость ноша

и смена не нужна,

но всё ж бывает ночью

мне страшно, что она

один в лесу дитячьих

неслышных голосов

узнает и заплачет,

и бросится на зов.

ФИЗИОЛОГИЯ СТИХА

1.

меня окружают чужие слова,

шуршат как листва,

шелестят как трава.

от них спозаранок в ушах толкотня,

прибьётся подкидыш и: "пестуй меня!"

что делать —

приходится на руки брать,

строжить и лелеять, носы утирать;

а глянешь порою —

дыханье встаёт:

и где здесь чужое?

и что здесь своё?

2.

когда тошнит от фильмов и от книг

и кажется невмочь любое дело,

когда немеют губы и язык,

и, напрягаясь, тяжелеет тело,

и медленно кренится мир вокруг,

и твердь плывёт, качаясь под ногами —

и что сказать?..

не ошибись, мой друг —

так я хожу, беременна стихами.

3.

приодевшись словами едва,

не набравшись ни силы ни страсти,

на себя заявляют права,

заставляют с собою считаться,

расшибают колени и лбы,

украшают себя синяками,

словно малые дети — слабы,

словно малые дети — упрямы,

и заботы мои ни к чему,

и советов моих не услышат...

я никак до сих пор не пойму

как живут они, чем они дышат.

4.

когда я на стихи свои глядела,

отказывая в праве бытия

им, слабым, до того мне было ль дело,

что Он поступит так же, как и я,

и над черновиками мирозданья,

холодным взором рассекая синь,

без гнева, без любви, без состраданья

взойдет звезда по имени Полынь.

***

в долгих странствиях внезапно

в предрассветной полутьме

я тебе откроюсь замком

среди поля на холме —

что ты медлишь, незнакомец?

жданный гость, входи скорей! —

тяжело оттянут пояс

все ключи от всех дверей...

эха жаждущие своды,

света алчущая мгла,

лабиринты, переходы,

гобелены, зеркала...

в вязком воздухе вчерашнем

проступает зыбкий лик,

наверху под крышей башни

на стене горячий блик,

а душа легка как птица

и беспечна как цветок...

я открыта — как бойница,