День Литературы, 2004 № 02 (090) - [33]

Но уцелевшие и отмеченные талантом, вместили и понесли в литературу оборванные голоса, невыплеснутые чувства фронтовых товарищей и получили великое выстраданное право говорить от имени поколения. Я еще в школе прочитал знаменитое луконинское:

В этом зареве ветровом

Выбор был небольшой,

Но лучше придти с пустым рукавом,

Чем с пустой душой.

Я был стопроцентно уверен, что Луконин — однорукий, что это он так здорово написал про себя, и страшно, помню, удивился, впервые увидав его живьем в ЦДЛ — здорового, грузного, слегка хмельного. Конечно, они, добровольцы-ифлийцы, могли с Сергеем Наровчатовым в окружении не только калеками стать, но и сгинуть бесследно, однако вот так, весомо и сверхубедительно, звучали их строки, родившиеся там. Многие поэты-фронтовики — от Старшинова до Межирова и от Асадова до Друниной — были замечены на 1-м Всесоюзном совещании молодых, зачислены можно сказать без экзаменов в Литературный институт. Конечно, они были одаренными, смелыми и зрелыми не по годам, но даже наставники уровня Твардовского и Симонова внутренне ощущали, что были на войне лишь писателями и корреспондентами, а они (не считая примкнувших тыловиков) вынесли стихи из окопов, с передовой.

Потом писатели-фронтовики заняли по заслугам все командные литературные посты, получили все награды и премии, в свою очередь пестовали и отмечали молодых, которые всегда к ним тянулись. Тот же Евтушенко по воспоминаниям скромного, но тоже именитого поэта-фронтовика Марка Соболя, однажды, просясь к ним за стол в ЦДЛ, стал горячо убеждать старших коллег: "Я ведь душою не с ними (пренебрежительный кивок в сторону поэтов-ровесников и друзей), а с вами. Я по сути — такой же, как вы!". "Нет, Женя, — ответил со вздохом один из поэтов, — ты не такой: мы товарищей не предавали". Характерно, что именно Евтушенко увел любимую жену у обласкавшего его Михаила Луконина.

Тем не менее, как бы застойно ни складывалась жизнь, наше поколение ровесников Победы (один поэт считает, что он первым ввел это определение в литературный обиход, другой критик нашего поколения убежден, что именно он так выразился, оттолкнувшись от строк моей песни "Товарищ ровесник", которой Николай Старшинов открывал многие антологии стихов молодых о Победе), относилось к фронтовикам так уважительно, что не смогло вовремя заменить их на ответственных постах. А надо было! Увы, развал Союза писателей СССР, захват постов черниченками и евтушенками произошел тогда, когда его возглавлял герой-фронтовик Владимир Карпов и ставленник ЦК и КГБ Сергей Колов. И начались делишки, дрязги, тщетные потуги выживания, за которые покойному Луконину было бы стыдно, а его земляк-грузчик — ломаного гроша бы не дал. Вообще, состояние нашего развалившегося профессионального цеха, поведение коллег — от мелочного политиканства до кровожадности, от безвольного пьянства до губительной групповщины — неизбывная боль.

НЕВНЯТНЫЙ ГИМН

По настоянию Путина и по решению Думы был утвержден гимн России, который еще никто — на моем слуху и жизненном пути — не пел, даже члены кремлевской партии "Единая Россия".

С принятым новым-старым гимном России произошел тот роковой случай, когда приходится повторять библейскую истину: нельзя вливать новое вино в старые мехи. Как бы мы ни спорили о том, что главнее в песне — слова или мелодия? — сама жизнь распорядилась так, что в возвращенном гимне Александрова музыка — первична. И Михалков с Эль-Регистаном писали стихи уже на нее. И вторая редакция ни на йоту не изменила самой величественной мелодии. И президент предложил публично Госсовету, Думе, обществу вернуть гимн Александрова (без Регистана-Михалкова).

Дело не в глупом доводе либералов-западников, что сам гимн вернет в сознании слова о Ленине и Сталине, а в том, что есть вековой всемирный закон единства формы и содержания. Простой наглядный пример: гимн СССР требовал начала: "Союз нерушимый..." или нечто в этом роде. Задача была выполнена, слиянность слов, мелодии, смысла — достигнута. Поразительно, как такой опытный мастер нарушил азбучный постулат. Даже если оторваться от содержания — гармония нарушена. Ведь торжественные звуки образуют гимновые цезуры (смысловые паузы) так:

Союз / нерушимый / республик свободных...

Что получилось с новым текстом, который накладывается и на эмоционально-музыкальную память, и на диктат формы?

Росси / я — священна / я наша держава...

Ну совершенно неудачное начало ("я — наша держава"), как бы мы ни разделяли пафос утверждения. И таких провалов — множество. Чего стоит последняя — совершенно не песенная строка:

Так было, так есть и так будет всегда!

Поется очередная абракадабра: "такбы лотак есть и такбу детвсегда..."

А теперь от формы — к сути.

Несколько лет назад мы вели с Сергеем Михалковым предъюбилейную телебеседу, интересную и достаточно откровенную. Зашел разговор и об истории создания гимна. Вдруг он сам спросил у меня: "Как вы думаете, а почему Сталин остановился тогда на нашем варианте?"