День Литературы, 2001 № 04 (055) - [21]

Теперь уж не убьют. Дадут дожить спокойно.

Но смутно, как сквозь пелену, — там, на затхлой лестнице, — мелькает запоздалая разгадка:

Предельно краток язык земной,

Он будет всегда таким.

С другим — это значит: то, что со мной,

Но — с другим.

А я победил уже эту боль,

Ушел и махнул рукой:

С другой… Это значит: то, что с тобой,

Но — с другой.

Можно не сомневаться, что читатели с первых строк догадались, кто автор: строки этого мудреца давно расходятся пословицами, хотя достаточно полное собрание его стихов вышло только теперь: Наум Коржавин. К себе. — М., 2000.

"НО ОНА ОТРАЖАЕТ НЕ СМЕРТЬ, А БОГА"

Свидание высвечено тихим светом, и все-таки он слепит.

Как печален жених, говорящий своей невесте:

"Уберем светильник, сияющий в темном месте,

да, во всем подобенон нашим телам и душам,

уберем светильник, случайно его потушим".

Кажется, что это происходит не в реальности, а в виртуальном поле поэзии Бродского. Но в этом поле давно уже растут новые цветы, пасутся новые стада и дуют новые ветры.

Но, почувствовав вдруг дуновенье иного ветра,

не огонь, а жизнь разгорается в стиле «ретро»,

и любовь становится просто стеклянным звуком,

а наука страсти — подобно другим наукам —

не исканье истин, а эхо имен случайных

в лабиринтах тела, в его закоулках тайных.

Конечно, не телом, а духом хотелось бы сообщаться, тело бессильно. Но и дух неуловим: он твердеет в словах, слова застывают в фолиантах, фолианты замыкаются в университетских библиотеках. Аарон и Харон, Аргус и Один, Агарь и Сарра, Иаков и Исав, Петр и Павел, Расин и Корнель… Эдип, шествующий из Фив в Саратов. И кругом — соленая вода: слезами пытается склеить человек пространство и время, а обнаруживает, что склеиваются — вещество и сила. "Жизнь — драгоценный камень в оправе смерти".

Подождите… а что же жених, так доверчиво погасивший светильник и оставленный в постели?

Твой случайный спутник в постели был пьян и весел.

Сеть из лунного света рыбак над водой развесил.

Как он мучил женщин, как долго он жил на свете,

Чтобы тени рыб попадали в такие сети!

Похоже, что любовь в эти сети не ловится, а ловится что-то другое. Любви только дай волю — сразу совьет из души веревки. "Так птица гнезда вьет". Страстным ласкам лучше не верить — они остывают, как позабытый в дощатом столе горшок… Что в горшке? Чечевица?! Пахнет утраченным первородством… "Нам любви не вернуть и к горячим губам не припасть, дотянувшись до неба с завязшею в воздухе птицей…" Влюбленные не могут оторвать взгляда от птиц, пытаясь, как древние авгуры, угадать по их полету волю Рока. Или, лучше сказать, Бога, хотя на Бога надежды нет. Кажется, в этом и состоит смысл их горького свиданья.

Перед Богом мы оправдаться ничем не можем —

ни чужой любовью, ни собственным брачным ложем,

ни потоком слез на дороге пустой и пыльной,

ни зажатой в горсть материнской землей могильной.

Как младенец в чреве, в гнезде засыпает птица,

и в твоем лице проступают чужие лица.

Любовь, как и Жизнь, — лишь миг в неотвратимости Небытия. Шепнуть: «люблю», пока время еще не повернуло вспять. А уже бьет час: кирпичная пыль оседает на руинах века. Горький русский опыт пробивается сквозь энциклопедическое всеоружие невесты, которая появилась на свет в последние годы всесилия державы, а в возраст душевной конфирмации вошла, когда держава стала впадать в бессилие. "Умираем мы, спим и обедаем, громко плачем, слова говорим и какие-то вещи преследуем, но не ведаем, что творим".

Повседневность — почти по Чехову. Не вынести! Успеть дописать короткое письмо — о главном. Времени мало…

Омывают смертных струи его, потоки.

Твой жених сквозь слезы такие читает строки:

"Ключ торчит снаружи в неплотно прикрытой дверце,

дом дрожит от стужи, любовь разрывает сердце".

Все пространство жизни пронизано этой дрожью,

Откровенной ложью, надеждой на милость Божью.

По ночам глаза твои путь отражают Млечный,

а в сосуде тела душа — как огонь увечный

или как волна, у которой изгибов много,

но она одна отражает не смерть, а Бога.

Светлана Кекова. Короткие письма. — СПб, 1999.

Эзра Паунд ОТРАЖЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ

COMRADERIE

"E tuttoque io a lacompaqia

di molti, quanto acta vista".

Порой я ощущал твоей щеки

Касанье, словно дуновенье Юга;

Казалось, что взывает вся округа

К весне в лугах и в роще близ реки.

Что ж, иногда рассудку вопреки

Вдруг прорастают волосы упруго

Сквозь ливень глаз, и входим мы друг в друга,

А воздух времени немеет вкруг руки.

А то по вечерам дождинки слез,

Дрожь каплевидна, и напрасной жертвой

Мой пульс несется, зная: чувство смертно

И пронеслось, как ветер розу нес.

МАСКИ

Ах, эти сказки вытертых личин,

Причудливые мифы душ, чью рвань

Исторгла иноземная гортань,

Заблудшая по множеству причин,

А звездного ристалища почин

Не ограничен облаками, ткань

Колеблется: запеть в такую рань

Как рифмоделы прадедов зачин?

Забывшие мелодии певцы,

Художники, цветослепые сплошь,

Поэты, рифм сломавшие венцы,

И колдуны, вещающие ложь:

Ужель они с тревогою в глазах

Обдумывают молча жизни крах?

К ОТРАЖЕНИЮ В ЗЕРКАЛЕ

О странное лицо в зеркальной мгле!

О гнусный компаньон! О дух святой!

О, мой тоской-истасканный дурак,

Что скажешь?

О, конечно, тьмы и тьмы

Сражаются, играют и проходят,