День крысы - [2]

— Иди, — мотнула она головой в сторону стены. — А то хуже будет, вот честно, хуже!

Своеобразные обычаи в этой общине. Я ничего не понял. Но надо уходить, когда так гонят. Я пожал плечами, зажмурился и пошёл в стену.

Сделать десять, двадцать осторожных шагов. Потом ещё десять шагов, пока режущий глаза золотистый свет не ослабнет…

На этот раз мне просто дали по голове, без всяких затей. Когда прояснилось перед глазами, тётки опять сидели вокруг, и снова било в просвет между домами утреннее летнее солнце. Я лежал на травке, две женщины деловито обматывали мои ноги. Это были те же самые бабы: я сразу узнал курносое веснушчатое лицо своей «благодетельницы».

— Стоило меня отпускать, — сказал я ей укоризненно.

— Это ты вчера его отпустила, Верка? — спросила та, которая вчера предложила унести Аню.

— Не вчера, — оскорбилась Верка. — Врёт, как козёл. — Неделю назад — да, отпустила. Вчера его Сергей задушил. Быстро так, сразу. Как этот его достал, непонятно. А позавчера он из подвала исчез, кто его выпустил? Не я.

Никто не признался — кто отпустил.

— Прощелыга, — с удовольствием сказала Верка. — Проходимец. И ещё врёт, как сивый мерин.

— Так козёл или мерин?

Маленькая изящная девушка подошла ко мне вплотную, заглядывая в лицо, опустилась на колени, ухмыльнулась. И вдруг неторопливо, изящным, как ей, вероятно, представлялось, жестом стянула через голову майку и осталась в коротко и неровно обрезанных брюках. Лифчика под футболкой не было.

— Давайте уколем ему стимулятор, — задумчиво предложила она. — И пусть он подохнет от спермотоксикоза. Глянь, как вытаращился! Ты что, поверил, что я тебя трахать буду?

Она повела передо мной крепеньким бюстом с тёмными налитыми сосками и заржала, как пони. А я и правда чуть было не решил, что они тут озверели без мужиков.

— Ты гад, — сообщила она проникновенно.

Ну вот, теперь ещё и гад.

— Девчонки, — сказал я осторожно. — Что я такое сделал-то?

Моих слов будто не слышали.

— Иуда хуже насильника, — заявила, поднимаясь, Аня.

Точно, Аня! Я даже вздрогнул, когда немытая, в рваном халате под ватником баба подошла ко мне и свирепо заглянула в глаза. Живая, и никаких следов от лопаты на лбу. Фанатичный блеск в глазах лишал желания исповедаться в особенностях интимной жизни, так что я проглотил заверения, что я не насильник и вообще смирный.

— Знаешь, что, подлюка? Сегодня ты никого не изнасилуешь.

Она так нехорошо улыбалась.

— Ань, ты что это собралась делать, — попыталась нерешительно возразить Верка. — Ты разве знаешь, как такое делают?

— Как, как! Как кота! Просто.

— Ань, ты же сама говорила, он вам помочь пытался, — на этот раз вмешалась немолодая рыхлая женщина с бледным лицом. — Серёгу не одолел, но если бы знал, что тот левша…

— Брось, Тамара! Всё честно, — оборвала её девица с крепеньким бюстом. — Так и надо! Знаете, можно леской, затянуть и дёрнуть…

— Как бы ни так, за меня он заступался! Свою шкуру вытаскивал.

— Какой там леской, щипцы надо или ножницы. И прижечь.

— Прижигать ещё? Обойдётся!

Действия мужчин бывают очень мерзкими, но они хотя бы подчинены логике. Скажу честно — я растерялся, когда цепкие ручонки этих фурий опять вцепились меня, связанного по рукам и ногам. Придавили к земле плечи и руки, рвали джинсы и расстёгивали ремень…

Слишком быстро и невразумительно всё происходило. Потом я ослеп от боли в паху.

Потом почувствовал, что меня поднимают.

— Иди-иди, — приказал знакомый женский голос, а у меня не было сил послать её в ответ.

— Уходи, не фиг тут помирать! Да вали, или нравится мучиться?

Идти я не мог, но меня так толкнули в спину, что я сделал несколько шагов. Потом, кажется, упал.

* * *

Солнце, летнее солнце, жаркое, слепящее. И очень хочется пить. Надо пойти, купить воды в киоске.

— Какой тебе воды? Газировки в гастрономе нет!

Наверное, нет. Да и денег у меня только пятнадцать копеек — на мороженое, сегодня должны завезти. Только бы не пломбир, он стоит целых восемнадцать…

— Сходи домой. Мама мальчику компотику даст.

Это Людка с ободранными коленками. Ухмыляется. А что, вообще-то, плохого или странного в том, что человек хочет пить?

Говорят, из всех живых существ, кроме человека только крыса способна смеяться. Не знаю, ни разу не замечал. У меня была крыса — очень ласковый, доверчивый и смышлёный зверёк, и даже голый хвост оказался приятно шершавым и тёплым на ощупь. Я её очень любил, пока я однажды не забыл закрыть клетку с попугайчиком. Крыса забралась туда и моментально схватила заметавшуюся в ужасе птичку. И отказывалась разжать зубы, когда я пытался отобрать у неё добычу. Тогда я понял, что называют крысятничеством.

— В сыщики-разбойники, — деловито предлагает между тем Колька и вытаскивает из кармана украденный в школе мелок. — Чур, я сыщик!

Я тоже хочу быть сыщиком. Но больше хочется домой, где стоит в холодильнике трёхлитровая банка с чайным грибом. Да хоть воды из-под крана. Надо подняться, надо идти…

Я встал.

Больно било сквозь веки золотое сияние.

Я очень терялся поначалу от настигающих при переходе стены глюков, а потом привык. Этот сон о дворе и детстве — именно такой бред, а подлинный бред стал привычной уже реальностью. Нельзя вернуться в прошлое.