День красных маков - [14]

Он открыл ей глаза; она внезапно прозрела и повзрослела. Теперь стало ясно – отец не приходит к ней, потому что не хочет. От этой мысли ей стало очень грустно и одиноко, Поппи почувствовала себя брошенной, хотя ей было всего шесть и она никогда не видела папу. Она не могла описать, что чувствует, потому что не находила слов, и поняла это, только став старше и осознав, что от голода не всегда спасает еда, а от холода внутри никак не согреться. Пока Мартин не сказал горькую правду, Поппи ещё верила, что однажды встретит отца, и он заберёт её к себе, прочь от матери, её нескончаемых любовников и вечно спящего деда. На матери Поппи уже поставила крест, и несуществующий отец был единственной надеждой обрести настоящую, хорошую семью. Как в том сериале «Маленький домик в прериях», где мама пекла хлеб, вытирая о фартук руки, все в муке, и ходила на рынок с плетёной корзинкой, а папа в красной клетчатой рубашке рубил дрова, водил машину и играл на скрипке. Но мечтам не суждено было сбыться, и отец стал для Поппи настоящим Безнадёжным, потому что уже не было надежды увидеть его, надежды вырваться из этой дерьмовой жизни. А жизнь Поппи, вне всякого сомнения, была дерьмовой, пока Мартин не подарил ей свою дружбу и любовь.

Позвонили в дверь. Поппи включила лампу, прежде чем просунуть голову в проём между цепочкой и дверной рамой. Чёрт бы побрал эти цепочки, толку от них никакого – если дверь от злости пнуть как следует, та легко распахнётся, и они легко порвутся, как ленточки из разноцветной бумаги, которые делают в детском саду.

– Поппи, это я.

Поппи знала, что это он, но осторожность ещё никому не вредила. Кивнув, она сняла цепочку с якоря и широко распахнула дверь. Одетый в униформу, войдя, он снял берет.

– Как вы?

Опять этот идиотский ответ.

– Хорошо.

Почему Поппи так отвечала, она и сама не могла понять. Ведь эти слова были бесконечно далеки от правды. Но Поппи повторяла их всю жизнь, с самого детства. Как бы ей ни было холодно, голодно, одиноко и грустно, кто бы и где бы ни спросил: «Как ты, Поппи?», следовал один и тот же ответ: «Хорошо». А что ещё можно было сказать? «Спасибо за беспокойство, тётя в лифте. Честно говоря, я со вчерашнего дня ничего не ела, а на завтра у меня нет чистых трусов. Спать я боюсь, потому что мама вечно где-то шатается, а я должна быть начеку, если нас будут грабить, или дом загорится, или бабушка сделает какую-нибудь глупость, а то и умрёт». Проще уж ответить: хорошо. Роб прошёл за ней в комнату. Сидя на краю дивана, Поппи прижимала к груди подушку, как щитом закрывая себя от страшных новостей, защищаясь от ударов. Роб сел напротив.

– Вы кому-нибудь рассказали, Поппи? У вас ведь есть кто-нибудь, кто может поддержать? – Он искренне считал, что Поппи могут окружать заботливые родственнички. Она покачала головой в ответ на оба вопроса. Подумала о Дженне, но решила не упоминать о ней. Поппи знала – иногда случаются события настолько невероятные, что, даже если сам в них веришь, лучше молчать, пока не разберёшься, что к чему. Только тогда сможешь всё объяснить.

– Мы кое-что выяснили, Поппи.

Она кивнула. Поживее, поживее! Рассказывай уже, что ты там выяснил!

– Как мы уже говорили, в патруль отправилось двенадцать человек, а вернулось только десять. – Он помолчал. – Теперь мы можем отчитаться об одиннадцати.

Поппи сжала указательный палец зубами. Желанная боль немного приглушала ту, другую. Поппи выводила из себя манера Роба изъясняться завуалировано. Ей нужна была ясная, точная информация; но, как ни ужасно было это сознавать, он следовал протоколу.

– Это Март?

По выражению его лица Поппи поняла – случилось страшное.

– Нет, не Мартин.

Это ещё ничего не значило.

– Это Аарон Сазерби, однополчанин Мартина. Вынужден с прискорбием сказать, что он погиб. Мы уже сообщили ближайшим родственникам.

Поппи выдохнула, не сдувая щёк, не зная, как надолго задержала дыхание.

– Мы ждём, что завтра новости появятся в средствах массовой информации. Сейчас о них предпочитают умалчивать, но всё равно нужно сообщать. Вы должны знать столько же, сколько и мы, Поппи, чтобы потом не было неприятных сюрпризов.

– Его убили те же люди, что взяли в плен Марта?

Слова вырвались у неё сами собой. Роб раскрыл рот от изумления; она смотрела, как он пытается привести в порядок мысли.

– Как? Поппи, мы… – настал его черёд не находить слов.

– Я видела это, Роб. Понимаю, звучит безумно, но я его видела. Я знаю, он в плену.

Роб охнул. Нажимая большими пальцами на впадины глаз, он думал, что делать дальше. Поппи не могла быть в курсе того, как тщательно проинструктировали Роба. Он знал не только то, что Мартина взяли в плен, он знал, кто это сделал, и знал ответ на вопрос Поппи – да, те же люди, что убили его однополчанина. Перед Робом встала чудовищная дилемма: кто в организации поверит, что он не разглашал информацию, которую Поппи сообщать не следовало?

– Поппи, – она видела, что он на ходу соображает, какие слова говорить дальше, – есть причины, по которым я могу сообщить только эти данные. Я прошу вас доверять мне. Понимаю, в такое тяжёлое время это непросто, но вы можете мне доверять. Я обещаю сообщать вам всё, что разрешено, при первой же возможности.