День, когда рухнул мир - [30]

Внезапно я вздрогнул. Что-то белое мелькнуло рядом, и мне на колени шлепнулась, жалобно мяукая, грязная ободранная кошка. Я брезгливо стряхнул ее, но она, не обращая более на меня внимания, подошла к бабушке и принялась тереться о ее ногу.

– Да ведь это наша Рыжая! – вдруг осенило бабушку.

И точно. Мы тоже мигом узнали нашу кошку. Бабушка присела на скамейку, и Рыжая устроилась на ее широком подоле. Из полуприкрытых глаз кошки текли слезы.

– Была рыжая, а стала белая, – изумился я.

– Ты разве не видишь, что она поседела? – дед сердито сплюнул. – Ох, человек, и стожильный же ты! Не нервы у тебя, а – стальные провода! И что же это делаешь-то? Ведь самого себя губишь, смерть сеешь… И держишь в ладонях не семена, а яд. Даже животное поседело, не вынеся того, что ты творишь… На кого, с чем мы детей и внуков наших оставим? – Дед погладил меня по голове и сказал: – Помяни мое слово! Если и дальше все так же пойдет, человек тихо-тихо, незаметно сойдет с ума. И это может подтвердить тебе любой, в ком еще осталась хоть капля здравого смысла…

Я взял кошку на руки, прижал к груди и стал гладить ее поседевшую шерстку. Все ближе и ближе прижимал я ее к себе, вдыхая знакомый запах дыма, степных трав. А еще от кошки пахло помойкой и мышами. Наша Рыжая была сильной и смелой. Она не единожды расправлялась с заползшими к нам во двор змеями. Только один раз она никак не могла одолеть огромную толстую змею – и себя извела, и свою противницу. Змея все же сумела вырваться и уползти, но ее на улице добили камнями старшие ребята. Одновременно со змеей исчезла тогда и наша кошка. Мы долго искали ее, но так и не нашли. Сочли, что она сбежала или ее убили.

Но дней через десять кошка вдруг вновь у нас объявилась. Видать, где-то отлеживалась, стыдно ей было, что она ту змею не смогла победить. "Вот какая гордая наша Рыжая!" – похвалил ее тогда дедушка.

"Тебе больно?" – спросил я кошку.

"Больно – это не то слово, мне жутко, жутко, мальчик…"

"Прости, что я сразу не признал тебя".

"Меня сейчас родная мать не узнала бы! Спасибо бабушке, она у нас умная и наблюдательная…".

Я еще нежнее погладил ее. Я подумал, что все мы являемся частью живого мира. И уставшие дедушка с бабушкой, и хмурый отец, и кошка, которую я держу в руках, и наш сивый конь, переживший вместе с нами весь этот ужас, и солдаты, без особого толку бегающие по аулу. Я хотел осмыслить это, я хотел заключить эти мысли в определенную форму, но в каждый следующий миг эта форма рушилась.

– Отпусти кошку и вымой руки, – приказал мне отец. Я встал. Рыжая благодарно терлась о мою руку.

"Мне кажется, я скоро умру, мальчик. Ведь я была ТАМ, и у меня теперь все нутро горит. Кто был ТАМ, тому не выжить, об этом все говорят".

"Тебе страшно?"

"Конечно. Живым всегда страшно."

В семьдесят седьмом году мой сын пошел в первый класс. Жили мы тогда в Семипалатинске. Помню, была суббота. Сын отправился в школу, жена читала маленькой дочурке сказку, а я с самого утра сидел за письменным столом.

Тихо было. Редко-редко проедет за окном случайная машина.

Внезапно из подъезда донеслись чьи-то громкие голоса, шум торопливых шагов. Зазвенел дверной звонок, и на пороге появился запыхавшийся, потный сын.

– Мама, мама! Выходите! Папа! Мархаба! Давайте быстрее. Будут бомбу взрывать, всем велели выйти из дому! Быстрее!..

Соседи с верхних этажей стремительно спускались по лестнице. Мы тоже принялись собираться. Я представил, как волновался мой мальчик, когда услышал это сообщение – ведь он знал, что в субботу и воскресенье, работая дома, я отключаю радио и телевизор, даже газет не читаю, чтобы получше сосредоточиться. Суббота и воскресенье – дни моего уединения. Объявили пятнадцатиминутную готовность. Он бежал из школы минут десять. Следовательно, у нас в запасе остается около пяти минут.

На улице, во дворе уже стояли жильцы двух наших многоэтажек. Стояли тесными кучками, тревожно глядя в небо… И вдруг задрожала земля, посыпались стекла, запахло газом, и запах этот моментально распространился по двору, – очевидно, где-то прорвало трубу. Звенело битое стекло, кто-то побежал вызывать "аварийную" горгаза, казалось, что подрагивающая земля глухо стонет в неясной муке.

Мы, не решаясь вернуться в дом, долго ходили по большому заснеженному пустырю. Вдруг сын тревожно потянул меня за рукав.

– Папа, а что если дедушка в квартире один остался? Вдруг он ничего не знает?

– Не может быть, – успокоил я его. – У них всегда радио включено. И дома полно народу. В случае чего соседи бы их предупредили.

– И все-таки давай позвоним дедушке?

Мы прошли мимо трех разбитых "автоматов", четвертый на наше счастье оказался целым. Сын торопливо набрал номер, но в трубке слышались лишь длинные гудки.

– Их нет, они на улице, – сказал я, но сын никак не мог успокоиться.

– Давай съездим к дедушке, вдруг с ним что-нибудь случилось? Он ведь старенький, у него контузия была…

Нам повезло. Мы сразу же остановили такси, и сын нетерпеливо постукивал кулачком по коленям. Дорога от нашего микрорайона к старому городу казалась ему ужасно медленной.

Отца мы увидели сразу же, как только подъехали к его дому.