День, когда мы будем вместе - [23]

– Он довольно известный психоаналитик, и…

– А звание у него какое – полковник медицинской службы Франции?

Антип покачал головой и произнес, глядя мне прямо в глаза:

– А вы говорите, что вас не надо лечить. Собственно, вы-то сами чего хотите?

– Я хочу, чтобы мне прекратили морочить голову! – выкрикнул я. – Тридцать лет я оплакивал Агнешку, а теперь у меня спрашивают, уверен ли я в том, что ее нет в живых? Это с одной стороны, а с другой – не я ли тот самый варненский душитель, который удовлетворяет женщин путем их умерщвления?

Деревянко, покрутив в руке стакан, поставил его на стол, ни сделав и глотка. Он был напряжен и мрачен, будто я своими невоздержанными выкриками сильно обидел его. Впрочем, он тотчас понял, что не с той ноги ступил и, расслабив мышцы лица, сказал:

– Надо же, каким вас титулом наградили: варненский душитель! Шутка шуткой, но глядя на ваши руки вполне можно подумать что угодно… Вы вон мне ладонь перемололи… – он приподнял правую руку, и только тут я заметил, что она у него перевязана, – …лангетку врач наложил. А ведь играючи, с симпатией жали. Нет, конечно, никто вас ни в чем не подозревает, тем паче, у вас алиби имеется, да и уверен я, что женщины ваши, получив удовольствие, нехотя, но все же шли домой, варить своим мужьям щи, а не валялись бездыханными с вываленным набок языком.

От этого его физиологического натурализма меня аж передернуло. Он это не преминул заметить и засмеялся довольно:

– Вот-вот, какой же из вас душитель, если вы от десятка неблагозвучных слов в обморок того гляди грохнетесь.

Было ясно, что майор бронетанковых войск видел и слышал нашу с профессором Перчатниковым беседу по монитору в соседней комнате, а ко мне пришел, чтобы добить меня психологически. Я терял равновесие, и мне не за что было ухватиться.

Заметив мое состояние, Антип поднялся и, не прощаясь, тихо вышел – этакий английский джентльмен, навестивший занедужившего приятеля…

Зверем ходить по комнатам, из одной в другую через террасу, конечно, можно, но всякий раз, проходя мимо стола в гостиной, тянет выпить, в то время как я по какой-то необъяснимой причине, напиваться передумал. Выход я нашел быстро, просто сменив маршрут.

Я вышел из гостиницы и по тропинке с указателем пошел вниз, к магистрали. Эльфы – маленькие и большие, в трусах с помочами и в коротеньких юбочках – теперь уже не раздражали меня своим видом. Более того, по возвращении домой я решил выразить Антипу протест в связи с отсутствием у меня соразмерной униформы.

Шел я довольно долго, наслаждаясь тенью и ароматным воздухом. Вскоре послышалось гудение моторов, и показалась дорога. Перейдя ее, я вдоль моря, лежавшего внизу, пошел налево, памятуя о том, что до международного дома творчества здесь всего лишь километр.

И впрямь: «высотка», в которой когда-то жили Агнешка, пан Гжегош и Лидия, была видна столь отчетливо, словно находилась от меня в трех шагах, но это был обман зрения – я шел к ней, а она ко мне не приближалась.

Местность была незнакома. Я силился вспомнить что-то, зацепиться в памяти за какую-нибудь безделицу, но все скользило, как по молодому льду, и исчезало в темной полынье. И вдруг я понял, почему это так. Повинуясь, видимо, какому-то своему внутреннему распорядителю, я шел теперь медленнее, чем хожу обычно. Смешно утаивать что-либо от самого себя, поэтому я сразу признаюсь в том, что неспешным своим шагом я пытался оттянуть момент встречи с домом, в котором я потерял когда-то своего любимого эльфа. Боже, думал я, останавливаясь то и дело без надобности, какой боли добавил мне этот профессор кислых щей! Я ведь и сам, глядя иной раз на Агнешку, смутно ощущал: что-то в ней не так, как у остальных homo vulgaris, и за этим «что-то» стояла тайна пропажи каких-то двадцати генов в какой-то седьмой хромосоме! У меня ведь тоже, вероятно, не хватает скольких-нибудь генов в какой-нибудь двенадцатой хромосоме, и у вас не хватает, и у вас – кто же мы тогда такие?

Как не готовился я к встрече, а все же низкие воротца вынырнули из-за угла совсем нежданно. Я не стал подходить к ним, просто присел сбоку на теплый камень и принялся что-то там впереди высматривать – уж не Агнешку ли с самим собой? Веселые, здоровые люди с золотистым загаром, оживленно обсуждая планы на вечер, шли мимо, не замечая меня, проходили в распахнутые воротца и по аллее спускались к «высотке», а там поднимались на лифте на пятый этаж и, войдя в номер, бросали сумки на пол в прихожей и принимались целоваться у стены – жадно, ненасытно, с вскриками и сладостно – мучительными стонами… Из брошенных сумок за ними равнодушно следили большие бутылки «пепси»; нектарины краснели круглыми, нежными щечками; впервые видя такую сцену, пялились во все глаза отмороженные стейки, которые давно уже были циниками, а вот пиву, «Мартини» и водке не повезло: они были заточены в красивые коробки и видеть могли только стены своей прекрасной тюрьмы…

Я остановил такси и поехал назад, к эльфам. До этого был момент, когда я, казалось бы, решился пойти т у д а, но сделав два шага по направлению к входу, без каких-либо объяснений с самим собой развернулся и, перейдя дорогу, поднял руку. Позже я безоговорочно утвердил это спонтанное решение. Я не был готов войти т у д а, на это кладбище воспоминаний. Собственно страшился я не самих воспоминаний, а совсем иного: того, что не увижу я там ни одного знакомого креста, и станет мне тогда совсем худо.