День, когда исчезло небо - [2]
— Нет, ничего.
Она вышла из магазина, не сказав до свидания продавщицам и как-то грустно взглянув на меня.
На улице снег повалил сильнее прежнего. Ох уж эти хлопья… Я шел и думал, что мы похожи на них — так же ничтожны и недолговечны… Толпа опять увлекла нас в свой поток.
Мы подходили к перекрестку. Интересно, о чем думала Инес? О своем женихе, который погиб в автокатастрофе?
— Эта брошка, я таких десяток могла бы купить, — сбивчиво проговорила она, — весь магазин, если б захотела.
Будь на моем месте офицер Армии спасения, сумел бы он ее успокоить? Он стал бы подыскивать слова, способные отвлечь ее от горестных мыслей. Даже если этот жених существовал только в ее помутившейся голове. Она выла дни и ночи напролет, грозилась выброситься из окна, а между тем никто никогда его в глаза не видел.
Потом она, говорят, вышла замуж за парня благородных кровей — это она-то, всем известная девчонка из тупика Три Дерева, где в страшной тесноте ютилось с десяток семей иммигрантов и где во дворе пахло немудрящей стряпней, стиркой и кошками.
Ничего себе реванш! И что там у них не заладилось? Мне хотелось как-то выразить ей свое сочувствие, расспросить о сыне, как его зовут, сколько ему лет, часто ли она его видит, но я боялся своими расспросами нагнать на нее тоску, боялся ее резких перемен настроения.
Мы вышли на бульвар, что ведет к ботаническому саду. Машины двигались еле-еле: проехав метр-два, останавливались. Чудовищная пробка. Водители часто сигналили. Под ногами у нас то и дело подрагивала земля: где-то совсем рядом проходило метро.
Я краем глаза следил за Инес. Сколько раз с того момента, как мы вышли из магазина, она проделала свой ритуал? Один раз, когда мы шли мимо сидевшего прямо на земле бомжа, потом когда нам повстречался молодой магрибинец, потом какой-то калека, потом… Я подумал, что это, наверное, утомительно: за всем следить, всех благословлять — работа с полной занятостью.
Я потянул ее за руку, заставив остановиться, и показал вверх, на рвущееся в клочки небо. Если так дальше пойдет, скоро над нами не будет ничего, кроме огромной черной дыры.
— Посмотри! — воскликнул я, с силой сжимая ее руку. — Пройдет несколько лет, и ты будешь вспоминать: я была с Роменом в тот день, когда исчезло небо.
Она улыбнулась — как улыбается усталый, все понимающий человек, глядя на неисправимого ребенка.
— Выпьем по рюмочке, а? Тут Стенли в двух шагах. Помнишь Стенли?
Вместо ответа — едва уловимая мимика, выражающая согласие.
Мы сидели возле запотевавшего окна, которое я то и дело протирал платком, и молча смотрели на улицу, где снег все падал и падал…
Теперь на всех прохожих были одинаковые белые пальто, одинаковые белые ботинки, у всех были одинаковые белые волосы. Невозможно было увидеть душу отдельного человека, почувствовать его сердечную муку, определить недуг, причиняющий ему страдания. Невозможно было благословлять.
С напряженным лицом Инес принялась рассматривать все вокруг. Один столик, другой. Одного посетителя, другого. Каждую секунду я боялся, что она заприметит кого-нибудь с обиженным видом, с каким-нибудь физическим недостатком и тотчас примется осенять крестным знамением, совершаемым движениями головы.
А еще я живо представлял себе сцену безумного хохота.
Если б за нашим столиком сидел офицер Армии спасения и еще две-три самые приветливые, самые предупредительные, самые внимательные продавщицы — наши ровесницы, — все вместе мы бы постарались понять Инес и помочь ей. И не спасовали бы перед теми, кого раздражает любая малость.
Мы набрались бы смелости и спросили:
— Что с тобой происходит, Инес?
Но я был один. Она повернулась ко мне. Все то же сморщенное лицо, разве что щеки немного порозовели и какой-то желтый свет зажегся в глазах. Это, разумеется, от пива и оттого, что мы пришли с холода в тепло.
Она смотрела на меня и будто спрашивала: «Что же в этом дурного?»
И действительно, что дурного в том, чтобы любить людей и благословлять самых слабых?
Я коснулся ее худенькой руки с выступающими венами.
А что было дурного тогда? Она позволяла так мало и просила мало. Ровно столько, чтобы заработать себе карманные деньги, которых ей никогда не давали. Несколько монеток за возможность поцеловать ее в губы, чуть больше, чтобы поласкать ее грудь, за одну бумажку она задирала юбку, за две — снимала трусики. А иногда, когда ты был на мели, и вовсе ничего не брала. Просто говорила: «Это за твои красивые глаза».
В окно было видно, как снег кружит над медленно ползущей вереницей машин. Темнело. Зажглись фонари.
— Это Вобан, — сказал я.
— Что?
— Вобан построил нашу крепость. Он руководил строительством укреплений при Людовике XIV. Разве ты не испытываешь гордость, оттого что живешь в старинном квартале?
Едва я это сказал, как она разразилась своим долгим приступообразным хохотом, он был слышен повсюду в зале и вызывал косые взгляды посетителей.
Она могла бы все еще быть красивой. Если б укротила этот дикий хохот, если бы пользовалась косметикой, если б ее не бросало то в апатию, то в истерию.
Я смотрел на нее не отрываясь. Вспомни, думал я, ведь это она пробудила твои первые мечты. И вызвала первые страдания. Ты целовал ее в губы, ласкал ее грудь, становился на колени перед ее обнаженным лобком. Однажды, когда ты, зачарованный, стоял так, она сказала:
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.