День исповеди - [37]

Развивающиеся страны как собирательное понятие мало занимали Палестрину. Интересовала его лишь одна из них, к тому же не считающая себя таковой, — Китайская Народная Республика. И никто, за исключением сузившегося круга советников Папы и Пьера Веггена, даже сам святой отец не знал, что истинной целью госсекретаря было превратить Ватикан в совершенно анонимного, но притом самого влиятельного партнера Китая, который будет определять будущее азиатского гиганта в экономической и во всех остальных областях.

Первый шаг в этом направлении был сделан сегодня, а именно в ту самую минуту, когда он пожимал руки китайским гостям. Второй предстояло сделать завтра, когда Марчиано будет представлять на утверждение возглавляемой им самим комиссии из четырех кардиналов новый проект «Стратегии инвестирования в экономику развивающихся стран».

Заседание, несомненно, будет шумным, поскольку эти кардиналы отличаются большой консервативностью и терпеть не могут всяких перемен. И Марчиано придется потрудиться, чтобы убедить их и во всех подробностях показать те выгодные точки приложения, которые удалось установить благодаря скрупулезному изучению регионов — Латинской Америки, Восточной Европы и России. Китай, естественно, тоже будет в этом списке, только скрытый за обобщающим названием Азия, наряду с Японией, Сингапуром, Таиландом, Филиппинами, Южной Кореей, Тайванем и так далее.

Беда заключалась в том, что все это было сознательно состряпанной фальшивкой. Безнравственной. Аморальной. Рассчитанной ложью, целью которой было дать Палестрине именно то, что ему требовалось, да так, чтобы все осталось шито-крыто.

Больше того, это являлось лишь самым началом плана Палестрины. Госсекретарь Ватикана отлично понимал, что Китай, несмотря на всю свою показную открытость, оставался плотно закрытым обществом, насквозь контролируемым авторитарной коммунистической властью. Но авторитарный или нет, Китай быстро изменяется, и современный Китай с четвертью всего населения мира и соответствующим экономическим потенциалом, несомненно, в достаточно скором времени превратится в главную силу на Земле.

Из этого постулата следовал очевидный вывод — тот, кто сможет контролировать Китай, будет владеть всем миром. И сутью плана Палестрины стало достижение контроля над Китаем в начавшемся столетии и восстановление влияния католической церкви в каждом городе и в каждом селении. Следующей целью на столетие являлось создание новой Священной Римской империи. Если народ Китая станет подчиняться не Пекину, а Риму, то Святой престол превратится в сверхдержаву, равной которой мир еще не знал.

Бесспорно, это было безумием — а для Марчиано еще и явственным подтверждением того, что Палестрина постепенно лишается рассудка, — но воспрепятствовать этому никто и никак не мог. Святой отец очень любил Палестрину, а о плане его не имел ни малейшего понятия. Более того, Папа, силы которого подтачивались утомительными церемониями, возрастом и неизбежными болезнями, доверял Палестрине как самому себе и передал в руки своего государственного секретаря практически все обязанности, которые не требовали личного участия наместника святого Петра. Так что обратиться к святому отцу означало практически то же самое, что пойти к Палестрине с жалобой на него самого, — ведь даже если Папа начнет расспрашивать своего первого министра, тот без труда от всего отопрется, а вот жалобщика потихоньку переселят в какой-нибудь захудалый приход и забудут о нем навсегда.

В этом-то и состоял весь ужас. Поскольку, за исключением Пьера Веггена, доверявшего Палестрине целиком и полностью, трое из четверых наивысших иерархов католической церкви — Марчиано, кардинал Матади, монсеньор Капицци — по той или иной причине Палестрину побаивались. Из-за его физической мощи, из-за его амбициозности, из-за его невероятного умения отыскивать у каждого какую-либо слабость и беззастенчиво использовать человека в своих интересах и — наверное, это было самым главным — из-за исключительной силы его характера, которую чувствовали все, кому доводилось попасть в его поле зрения.

И еще они боялись других безумцев, работавших на кардинала. Прежде всего Якова Фарела, который являлся, с одной стороны, известным всем и каждому начальником ватиканской полиции, а с другой — глубоко засекреченным и совершенно безжалостным исполнителем воли Палестрины. И еще, конечно, террориста Томаса Добряка, который убил главного противника Палестрины, кардинала Парму, в присутствии их всех, в присутствии святого отца и самого Палестрины, приказавшего это сделать, а потом преспокойно стоявшего рядом с жертвой, когда в нее врезались пули.

Марчиано, естественно, не имел определенного представления о том, что чувствуют остальные, но был уверен, что никто из них не презирает свою слабость и свой страх больше, чем он.

Он снова взглянул на часы.

8.10

— Ваше преосвященство. — Пьер Вегген подвел к Марчиано Янь Е. Президент Народного банка Китая был низкорослым сухощавым человеком с черными с заметной проседью волосами. — Вы, возможно, помните Янь Е.

— Конечно. — Марчиано улыбнулся и крепко пожал руку банкира. — Добро пожаловать в Рим.