День исповеди - [30]

И, зная это, она мысленно может безбоязненно воображать о нем все, что ей захочется. Он сказал, что его учили оказывать медицинскую помощь, как, вероятно, и остальных. Но если обучали только этому, почему он носил пистолет? Один вопрос влек за собой другие — коренастый Лука, сменяющий в одиннадцать вечера Марко, и Пьетро, заступающий в семь утра вместо Луки. Они тоже вооружены? И если да, то почему? Какие опасности могли поджидать их в этом тихом приморском городке?

20

Рим, 18 часов 45 минут

Роскани прохаживался подле автомобиля. Из-за выставленного полицией заграждения на него смотрели любопытные, пытаясь угадать, кто же он такой.

Второе тело нашли в кустах, сразу за боковой дорожкой, футах в двадцати от «альфы». Стреляли дважды.

Один выстрел в сердце, другой — выше левого глаза. Пожилой мужчина без документов.

Заниматься им Роскани поручил Кастеллетти и Скале, тоже детективам из отдела убийств. Сам же сосредоточился на «альфа-ромео». Ветровое стекло разбито, передняя часть смята ударом о грузовик, в который машина врезалась на полном ходу, совсем рядом с бензобаком, расположенным за дверью водителя.

Когда они прибыли, труп Пио все еще оставался на месте. Его исследовали, не дотрагиваясь, фотографировали, снимали на видеокамеру и лишь потом убрали; то же самое проделали с телом, лежавшим в кустах.

Там следовало находиться третьему трупу, но его не было. Вместе с Пио ехал американец, Гарри Аддисон, возвращавшийся с фермы, хозяева которой обнаружили пистолет «ллама» испанского производства. Но Гарри Аддисон исчез. И пистолет — тоже. Багажник был открыт ключом зажигания, так и оставшимся торчать в замке. Словно кто-то точно знал о существовании этого оружия и о том, где его искать.

Внутри «альфы» нашли оружие убийства, табельный пистолет Пио, девятимиллиметровую «беретту»; пистолет лежал на заднем сиденье за водителем, как если бы он сам закинул его туда случайно. На переднем пассажирском сиденье, ниже подголовника, было пятно крови. На коврике отпечатались следы обуви, не слишком отчетливо, но это не важно. Повсюду были отпечатки пальцев.

Группа специалистов посыпала все поверхности порошком для снятия отпечатков пальцев, брала образцы, маркировала, затем укладывала в пакеты для улик. Как обычно, тут же были полицейские фотографы. Работали вдвоем. Один фотографировал «лейкой», другой делал видеозапись модифицированной «сони хай-8».

Здесь же находился грузовик — большой «мерседес». Как сообщили, угнанный раньше тем же днем; водитель скрылся.

Ispettore capo Отелло Роскани сел за руль своего темно-синего «фиата» и медленно поехал вдоль ограждения и смотревших из-за него зевак. Прожектора озаряли место происшествия, словно киносъемочные софиты, обеспечивая свет также и для камер опрометью примчавшихся сюда телеоператоров и журналистов и заставляя все, что находилось за оцеплением, казаться совсем темным.

— Ispettore capo!

— Ispettore capo!

Голоса раздавались со всех сторон. Мужские и женские. Кто это сделал? Связано ли это с убийством кардинала Пармы? Кто убит? Кого подозревают? И почему?

Роскани все это видел и слышал. Но не это имело значения. В его мыслях был Пио и то, что произошло перед самой его гибелью. Джанни Пио был не из тех, кто совершает ошибки, но в этот день он каким-то образом позволил себе сделать неверный шаг.

И сейчас — до вскрытия, до результатов лабораторных исследований — у Роскани были одни только вопросы. Вопросы и горечь. Джанни Пио был крестным отцом его детей, его напарником и другом более двадцати лет. И теперь, проезжая по улицам Рима в район Гарбателла, где жил Пио, — чтобы встретиться с его женой и детьми, к которым, Роскани точно знал, уже примчалась его жена, чтобы, насколько это возможно, поддержать их, — Отелло Роскани старался сдерживать эмоции. И как полицейский, и из уважения к памяти Пио, и еще потому, что эмоции будут только мешать тому, что стало его главной целью. Найти Гарри Аддисона.

21

Та же среда, 8 июля. То же время

Томас Добряк стоял в темноте и разглядывал человека, сидевшего на стуле. За его спиной стояли еще двое, в комбинезонах. Они находились здесь на тот случай, если вдруг Томас не управится один (чего быть не могло). И чтобы выполнить позже другую, достаточно простую работенку.

Томас Добряк, тридцати девяти лет, пяти футов и десяти дюймов роста, очень худой — сто сорок фунтов от силы, — находился в отличной физической форме. Черные как смоль волосы коротко подстрижены; одет в слаксы, туфли и свитер, что отличало его от прочих, но в темноте это было несущественно. Помимо бледной кожи единственным цветным пятном был ярко-синий цвет его глаз. Человек на стуле бессильно дернулся, но и только. Руки и ноги его были связаны, а рот заклеен широкой полосой скотча.

Томас Добряк шагнул ближе, посмотрел, затем обошел вокруг стула.

— Расслабься, приятель, — тихо произнес он.

Терпение и спокойствие были для него самым главным.

Так он жил день за днем. Терпение, умение дождаться подходящего момента. Таков уж он был, этот Томас Хосе Альварес-Риос, известный под кличкой Добряк, родившийся в Эквадоре от матери-англичанки; это тоже можно включить в резюме. Терпеливый. Скрупулезный. Хорошо образованный. Говорящий на многих языках. Добавьте к этому — бывший актер, а также один из наиболее известных террористов, разыскиваемый полицией чуть ли не всех стран мира.