День и ночь, 2011 № 03 - [3]

Иль чашу временную нег?

Господень ангел тих и ясен:

Его живит смиренья луч;

Но гордый демон так прекрасен,

Так лучезарен и могуч!

* * *

Вдохновенье — дуновенье

Духа Божья!.. Пронеслось —

И бессмертного творенья

Семя бросило в хаос.

Вмиг поэт душой воспрянет

И подхватит на лету,

Отольёт и отчеканит

В медном образе — мечту!

Георгий Маслов На часах

Имя Георгия Владимировича Маслова мало кому известно; оно и останется в тени, потому что Георгий Маслов умер в 1920 году на больничной койке в Красноярске, не достигши и 25 лет. […] Я помню Маслова по пушкинскому семинарию Петербургского университета. Здесь он сразу и безмерно полюбил Пушкина и, хотя занимался по преимуществу изучением пушкинского стиха, но, казалось, и жил только Пушкиным. […] Маслов жил почти реально в Петербурге 20-х годов XIX века. Он был провинциалом, но вне Петербурга он немыслим, он настоящий петербургский поэт.

Юрий Тынянов

Кн. Куракину

Носили воду в декапод

Под дикой пулемётной травлей.

Вы рассказали анекдот

О вашем предке и о Павле.

Не правда ль, странный разговор

В снегу, под пулемётным лаем?

Мы разошлись и не узнаем,

Живём ли оба до сих пор.

Но нас одна и та же связь

С минувшим вяжет.

А кто о нашей смерти, князь,

На родине расскажет?

Мы приехали после взрыва.

Опоздали лишь на день.

А то погибнуть могли бы.

Смерть усмехалась криво

Их безглазых оконных впадин.

И трупов замёрзших глыбы

Проносили неторопливо…

Но мы равнодушны к смерти,

Ежечасно её встречая,

Но я, проходя, — поверьте —

Думал только о чае.

Добрели мы до семафора,

Свободен путь, слава Богу.

Ну, значит, — скоро

Можно опять в дорогу.

Скорбно сложен ротик маленький.

Вы молчите, взгляд потупя.

Не идут к вам эти валенки,

И неловки вы в тулупе.

Да, теперь вы только беженка,

И вас путь измучил долгий,

А какой когда-то неженкой

Были вы на милой Волге!

Августовский вечер помните?

Кажется, он наш последний.

Мы болтали в вашей комнате,

Вышивала мать в соседней.

Даль была осенним золотом

И багрянцем зорь повита,

И чугунным тяжким молотом

Кто-то грохотал сердито.

Над притихнувшими долами

Лился ядер дождь кровавый,

И глухих пожаров полымя

Разрасталось над заставой.

Знали ль мы, что нам изгнание

Жизнь-изменница сулила,

Что печальное свидание

Ждёт нас в стороне немилой?

Вот мы снова между шпалами

Бродим те же и не те же.

Снег точёными кристаллами

Никнет на румянец свежий.

И опять венца багряного

Розы вянут за вокзалом.

Что ж, начать ли жизнь нам заново

Иль забыться сном усталым?

Сжат упрямо ротик маленький,

Вы молчите, взгляд потупя…

Не идут к вам эти валенки,

И неловки вы в тулупе.

Всеволод Рождественский В зимнем парке

1

Через Красные ворота я пройду

Чуть протоптанной тропинкою к пруду.

Спят богини, охраняющие сад,

В мёрзлых досках заколоченные, спят.

Сумрак плавает в деревьях. Снег идёт.

На пруду, за «Эрмитажем», поворот.

Чутко слушая поскрипыванье лыж,

Пахнет ёлкою и снегом эта тишь

И плывёт над отражённою звездой

В тёмной проруби с качнувшейся водой.

2

Бросая к небу колкий иней

И стряхивая белый хмель,

Шатаясь, в сумрак мутно-синий

Брела усталая метель.

В полукольце колонн забыта,

Куда тропа ещё тиха,

Покорно стыла Афродита,

Раскинув снежные меха.

И мраморная грудь богини

Приподнималась горячо,

Но пчёлы северной пустыни

Кололи девичье плечо.

А песни пьяного Борея,

Взмывая, падали опять,

Ни пощадить её не смея,

Ни сразу сердце разорвать.

3

Если колкой вьюгой, ветром встречным

Дрогнувшую память обожгло,

Хоть во сне, хоть мальчиком беспечным

Возврати мне Царское Село!

Бронзовый мечтатель за Лицеем

Посмотрел сквозь падающий снег,

Ветер заклубился по аллеям,

Звонких лыж опередив разбег.

И бегу я в лунный дым по следу

Под горбатым мостиком, туда,

Где над чёрным лебедем и Ледой

Дрогнула зелёная звезда.

Не вздохнуть косматым, мутным светом,

Это звёзды по снегу текут,

Это за турецким минаретом

В снежной шубе разметался пруд.

Вот твой тёплый, твой пушистый голос

Издали зовёт — вперегонки!

Вот и варежка у лыжных полос

Бережёт всю теплоту руки.

Дальше, дальше!.. Только б не проснуться,

Только бы успеть — скорей! Скорей! —

Губ её снежинками коснуться,

Песнею растаять вместе с ней!

Разве ты не можешь, Вдохновенье,

Легкокрылой бабочки крыло,

Хоть во сне, хоть на одно мгновенье

Возвратить мне Царское Село!

4

Сквозь падающий снег над будкой с инвалидом

Согнул бессмертный лук чугунный Кифаред.

О, Царское Село, великолепный бред,

Который некогда был ведом аонидам!

Рождённый в сих садах, я древних тайн не выдам.

(Умолкнул голос муз, и Анненского нет…)

Я только и могу, как строгий тот поэт,

На звёзды посмотреть и «всё простить обидам».

Воспоминаньями и рифмами томим,

Над круглым озером метётся лунный дым,

В лиловых сумерках уже сквозит аллея,

И вьюга шепчет мне сквозь лёгкий лыжный свист,

О чём задумался, отбросив Апулея,

На бронзовой скамье кудрявый лицеист.

ДиН память

Геннадий Волобуев [2] Астафьев за «колючей проволокой»

«Не читайте белиберду…»

Дорогой читатель, не пугайся и не стремись в архивы, чтобы найти дату и место пребывания Виктора Петровича в местах не столь отдалённых. Он действительно был за колючей проволокой, только в прекрасном современном закрытом городе атомщиков Зеленогорске.

Визит был частным, случайным и чисто дружеским. Потому что привёз его наш друг, заслуженный художник РФ Валерий Кудринский. Просто так, отдохнуть. Состоялось это 13–14 апреля 1995 г.