День джихада - [9]

Балясин изложил сообщение, переданное милицией из аэропорта.

— Какие у них требования?

— Дурные. Просят миллион долларов. Вертолет. Если денег и машины не будет, они начнут стрелять по заложнику каждый час.

— Все ясно, выезжаю. Вертолет беру на себя. Вы ищите деньги. И еще… Перекройте дорогу на аэропорт, главное — не пропустить прессу. Поставьте самых рьяных гаишников. Пусть делают что хотят: проверяют техническую исправность машин, документы. Они у вас это умеют. И отключите телефонную связь аэропорта с городом. Начисто. Для всех.

9

За годы службы генерал-майор Дымов побывал и под огнем, и в огне. Смелый в схватке, он был робок в отношениях с высоким начальством. Чужая пуля может только убить. Начальственное недовольство — стереть в порошок, размазать по стенке, лишить перспектив, выкинуть из привычного круга жизни… Нет, иметь дело с начальством, особенно сейчас, когда даже любимца президента могущественного министра обороны Павла Грачева пресса то и дело кусает в задницу, не просто опасно, а опасно смертельно.

Прикидывая в уме возможные последствия отказа Полуяна выполнять приказ, Дымов решил, что замалчивание ЧП даже на период, пока Мохнач сам ведет разбирательство, просто недопустимо. Встанет комбат в позу, упрется рогами, выйдет конфликт за ворота полка — и все равно придется докладывать наверх. Но тогда сразу — и в этом Дымов не сомневался — ему скажут: а где ты раньше был? Почему молчал? И он сам себя поставит первым в очередь за взысканием.

В тот же вечер по закрытому каналу связи Дымов вышел на командующего флотом.

Адмирал Антонов снял трубку сам.

— Слушаю.

— Здравия желаю, Андрей Алексеевич. Дымов докладывает.

Когда звонят сверху вниз — это нормально. Если же — снизу вверх, значит, сообщат о чем-то гнусном, испортят настроение либо начнут просить о чем-то. От таких звонков, как говорил адмирал, у него «опухали пятки».

Дымов обстоятельно доложил о происшествии, постарался представить дело так, чтобы командующий сразу понял все недостатки Полуяна — строптивость, политическую незрелость, проявившуюся в условиях демократии, его сумасбродство. Адмирал понял, единственное, от чего надо предостеречь Дымова, это от «привязки» случившегося к политике и демократии. И он вразумляюще сказал:

— Мы, Вооруженные Силы, стоим вне политики. У нас все преступления только уголовные. Так что ты политику этому Полуяну не лепи. Это может потянуть за собой нежелательные последствия.

— Понял! — воскликнул Дымов с энтузиазмом, изобразив свое полное согласие с адмиралом.

— Что решил? — Адмирал уже брал быка за рога.

Дымов рассказал о принятых мерах.

— Смотри, не переусердствуй. Впрочем, пока комбата не трогай. А батальон надо отправлять. Никто приказ нам не отменял. Есть у тебя кем заменить Полуяна?

— Так точно. У Мохнача зам по трепу — готовый комбат. Терехов. Майор.

Адмирал промолчал, но Дымов понял: его слова встречены благосклонно.

— Терехов потянет батальон? — Адмирал намеренно демонстрировал сомнение. В случае чего — он припомнит свои колебания, и выйдет так, что поручился за выдвиженца сам Дымов. Но комбригу терять было нечего.

— Конечно, полководец он еще не готовый. Но дело знает.

Дымов с удовольствием подставил бы самого Мохнача — пусть бы поехал повоевал, — но подставлять его опасался. Вдруг у полковника имеется крепкая рука в «Арбатском военном округе»? У тех, кто повязан кровью, пролившейся в памятные еще октябрьские дни в Москве, — своя порука. Не принимать этого во внимание просто глупо.

— Хорошо, верю. — Адмирал принял предложение. — Высылай представление. Мы документы оформим быстро. Теперь дальше. В чем-то твой Полуян прав, и надо хвосты в боевой подготовке быстренько подтянуть. Завтра, прямо с утра, начинай усиленные занятия с батальоном. Патронов не жалейте. Я прикажу подкинуть.

Окончив разговор с комбригом, адмирал немедленно соединился с флотской прокуратурой. Прокурора на месте не оказалось — выехал в островной гарнизон по срочному делу. Пришлось говорить с его заместителем.

Антонов понимал: только крутость, беспощадность может успокоить московское начальство, если весть о случившемся дойдет до столицы.

Адмирал ждал перевода в Москву. Хотя вопрос не был решен окончательно, но друзья из Главного штаба уверяли — бумаги уже на столе у министра, вот вернется он из очередной командировки и сразу все подпишет. Антонов терпеливо ждал.

В столицу адмирала влекло не честолюбие. Он уже давно прошел те ступени, когда «шайбы» на его погонах быстро росли в числе и увеличивались в размерах, а золотые «поленья» на рукавах черного кителя становились все шире и шире.

Изначально честный, Антонов в какой-то момент понял, что его силы на излете, и слишком мало существует должностей, на которые он мог бы претендовать, но теперь для задницы, давно «обросшей ракушками», надо искать гавань с теплой водой. И поэтому он не шел на обострение отношений с теми, кто имел хоть какую-то подпору в высоких государственных сферах. Тихая гавань для корабля, который не гудит при каждом маневре и не старается привлекать к себе внимание, обозначилась довольно ясно: Москва, Главный штаб флота. Дом и служба в столице гарантировали удобный отстой у пирса, до которого еще предстояло добраться, не сев на мель и не получив пробоины в днище.