День денег. Гибель гитариста. Висельник - [23]
— Это прямо беллетристика какая-то! — поморщился Писатель, тонко чувствующий безвкусицу в литературных и жизненных сюжетах (потому отчасти, что в своих коммерческих произведениях строго соблюдал законы безвкусицы). — Не хватает финала: он выигрывает, едет лично доставить свой билет и получить деньги, в поезде у него крадут бумажник, в котором ничего, кроме билета, и нет.
— Или, — подхватил Парфен, желая показать, что и его ум способен на творческую фантазию, — получает выигрыш, решает поменять на доллары и его обманывают жулики, оставив без копейки.
— Или, — соревновался Писатель, не желая уступить, — он умирает тут же, у экрана телевизора, как только узнает, что выиграл.
— Да ну вас, — обиделся Змей. — Я вам про живого человека рассказал, а вы начинаете про беллетристику какую-то. Я могу и один к нему сходить, вот в этом доме он живет, — указал Змей на старый облупленный дом, первый этаж оштукатуренный, второй — деревянный.
— Иди, — сказал Парфен, отдавая ему деньги.
И Змей ушел.
— Вот сейчас он поднимается, — сказал Писатель.
— Юрьев открывает дверь, — сказал Парфен.
— Змей говорит ему, что хочет дать ему три тысячи долларов, — сказал Писатель.
— Юрьев ничего не понимает.
— Змей объясняет, как умеет.
— Юрьев начинает понимать. Он в первую секунду радуется: удача пришла.
— Но тут же до него доходит смысл: нет, это не удача, а суррогат удачи!
— И он страшно кричит на Змея. Ему не надо подачек, он играет с судьбой в честную игру!
— Пошел прочь, кричит он и норовит столкнуть Змея с лестницы.
— Тот спускается, на ходу придавая лицу спокойное выражение.
— Нет, выражение легкой досады. И говорит: его нет дома.
И как только Парфен с Писателем закончили этот свой ернический диалог, из-за угла дома показался Змей с выраженьем легкой досады на лице.
— Его нет дома, — сказал он.
— Какая жалость! — воскликнул Парфен. — Может, сходим на работу, в филармонию?
— Не надо. Там эта… Соседка там… Сказала, что он в больнице.
— Тем более! В больницу к нему пойдем!
— Ты дослушай! — рассердился Змей. — Он в больнице, да. А в больнице отделения разные, так или нет? Морг в том числе. Он в морге, в общем.
— Тогда… — начал было Парфен, но Змей с такой обидой посмотрел на него, что он умолк.
— Ладно, — сказал Писатель. — Ходим, ходим, а время обедать. Давайте купим пожрать чего-нибудь и пойдем, Змей, к тебе. Закусим, выпьем слегка.
Так они и сделали. То есть купили по дороге колбасы, сыра, хлеба, бутылочку водки — и вот они дома у Змея, в уютной его комнатушке.
Змей полез под кровать. Шарил. Вылез. Осмотрелся.
— Что? — спросил Парфен.
— Тю-тю.
— Что — тю-тю? — заорал Писатель.
— Нету денег…
Глава восемнадцатая,
в которой Писатель и Парфен обличают Змея, ибо Писатель с досадой подумал, что надо было быстрее хватать эти деньги и нести домой — на радость жене и дочерям, он тосковал, что не увидит теперь их счастливых лиц… с другой стороны, дочери стали до того отчужденными, что, пожалуй, элементарного человеческого чувства признательности выразить не пожелают, так как слишком это для отца большая роскошь, обойдется, впрочем, нет смысла заранее огорчаться — денег-то нет; а Парфен признался себе, что втайне с самого момента нахождения денег представлял себе, в каком изумлении вытянется лицо жены (и без того достаточно вытянутое), а он не сразу, нет, не сразу выложит эти деньги, он сначала скажет, что губернатор вскорости покинет губернию и решил напоследок всех помощников щедро одарить — и даст ей тысячу, когда же она наохается и наахается, он скажет, что давно пора бы к чертям собачьим сменить мебель, она возразит: на это тысячи не хватит, он скажет: «Почему тысячи? У меня еще есть!» — и начнет вынимать деньги, раскладывая их на широкой супружеской постели (он почему-то эту сцену в спальне представил), и жена вслух будет считать, на глазах сходя с ума от радости, — и вот уже вся постель застелена купюрами, они берут их в охапки и осыпают себя, а потом обнимаются и… — но тут Парфен подумал с тоскою, что, увы, пусть подло это, но не жене хотел бы он эти деньги бросить к ногам, а той женщине, которая ушла от него, с нею хотел бы он обняться и… — но денег-то нет!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
— Ты лопух, — сказал Змею Писатель.
— Ты просто идиот, — констатировал Парфен.
— Ты нарочно это сделал! — заявил Писатель.
— Ты, может, их перепрятал? — заподозрил Парфен.
— У него на это не хватило б ни времени, ни ума, — отверг Писатель.
— В таком случае его убить мало! — приговорил Парфен.
— Ты абсолютно нищий духом человек, а еще в Евангелии сказано, что у неимеющего отнимется! — заклеймил Писатель.
— Ты козел, — втолковывал Парфен.
— Ты один раз в жизни в руки получил счастье, но, поскольку оно для тебя в диковинку, ты сумел все сделать для того, чтобы это счастье уплыло из твоих рук! — объяснил Писатель.
— Ты урод, — изгалялся Парфен.
— Ты еще в детстве поражал меня своим неофитством и нежеланием развивать свой ум и интеллект! — огорчался Писатель.
— Ты мундук! — неистовствовал Парфен.
— Ты е. п., ш. т., г. с., в. д. е. к.! — не выдержал Писатель.
— Мы договаривались не выражаться, — напомнил Змей, глядя в пол.
Здесь должна быть аннотация. Но ее не будет. Обычно аннотации пишут издательства, беззастенчиво превознося автора, или сам автор, стеснительно и косноязычно намекая на уникальность своего творения. Надоело, дорогие читатели, сами решайте, читать или нет. Без рекламы. Скажу только, что каждый может найти в этой книге что-то свое – свои истории, мысли и фантазии, свои любимые жанры плюс тот жанр, который я придумал и назвал «стослов» – потому что в тексте именно сто слов. Кто не верит, пусть посчитает слова вот здесь, их тоже сто.
Можно сказать, что «Оно» — роман о гермафродите. И вроде так и есть. Но за образом и судьбой человека с неопределенным именем Валько — метафора времени, которым мы все в какой-то степени гермафродитированы. Понятно, что не в физиологическом смысле, а более глубоком. И «Они», и «Мы», и эта книга Слаповского, тоже названная местоимением, — о нас. При этом неожиданная — как всегда. Возможно, следующей будет книга «Она» — о любви. Или «Я» — о себе. А возможно — веселое и лиричное сочинение на сюжеты из повседневной жизни, за которое привычно ухватятся киношники или телевизионщики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из знаменитых людей нашего времени высокомерно ляпнул, что мы живем в эпоху «цивилизованной коррупции». Слаповский в своей повести «У нас убивают по вторникам» догадался об этом раньше – о том, что в нашей родной стране воруют, сажают и убивают не как попало, а организованно, упорядоченно, в порядке очереди. Цивилизованно. Но где смерть, там и любовь; об этом – истории, в которых автор рискнул высказаться от лица женщины.
События разворачиваются в вымышленном поселке, который поделен русско-украинской границей на востоке Украины, рядом с зоной боевых действий. Туда приезжает к своему брату странный человек Евгений, который говорит о себе в третьем лице и называет себя гением. Он одновременно и безумен, и мудр. Он растолковывает людям их мысли и поступки. Все растерялись в этом мире, все видят в себе именно то, что увидел Евгений. А он влюбляется в красавицу Светлану, у которой есть жених…Слаповский называет свой метод «ироническим романтизмом», это скорее – трагикомедия в прозе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Любовь слепа — считают люди. Любовь безгранична и бессмертна — считают собаки. Эта история о собаке-поводыре, его любимом человеке, его любимой и их влюблённых детях.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Пьесы Алексея Слаповского идут на сценах многих театров мира и, конечно, в России (около 30 театров). Эта драматургия балансирует на грани драмы и трагикомедии, она довольно сильно отличается от его же экранизированных сценариев, где все, по выражению автора «ласково, нежно и утешительно». Слаповский-драматург, не скованный необходимостью быть в формате, свободен, он, если взять название одной из пьес, «Не такой, как все». И эти пьесы, что важно, интересно читать, поскольку идея-фикс Слаповского: вернуть драматургии статус полноценного литературного вида.
Галина Щербакова, как всегда, верна своей теме — она пишет о любви. Реальной или выдуманной — не так уж и важно. Главное — что она была или будет. В наше далеко не сентиментальное время именно чувства и умение пережить их до конца, до полной самоотдачи, являются неким залогом сохранности человеческой души. Галину Щербакову интересуют все нюансы переживаний своих героинь — будь то «воительница» и прирожденная авантюристка Лилия из нового романа «Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом» или просто плывущая по течению жизни, но каким то странным образом влияющая на судьбы всех мужчин, попадающихся на ее пути, Нора («Актриса и милиционер»)
Изящная, утонченная, изысканная повесть с небольшой налетом мистицизма, который только к месту. Качественная современная проза отечественной выделки. Фантастико-лирический оптимизм, мобильные западные формы романов, хрупкий мир и психологически неожиданная цепь событий сделали произведения Дмитрия Липскерова самым модным чтением последних лет.
Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.