День чудес - [3]

Шрифт
Интервал

 — Юрий Семенович, во двор. Быстренько… — сказала она таким голосом, что задержаться хоть на секунду в классе Юра не мог.

Во дворе были уже все ученики и учителя. Можно было подумать, что состоится праздничная линейка. Все стояли, задрав головы, глядя в прозрачное небо. Юра не поверил своим глазам. Над школьным двором, раскинув огромные крылья, такие, как только сегодня во сне видел Юра, парил Лешка Колечкин из седьмого «Б».

— Летит! Ура! Летит! — кричали первоклашки И подбрасывали вверх, туда, к летящему мальчику, вторую обувь в матерчатых мешочках. Тут же стояла техничка Мария Ивановна, опершись на швабру, которую захватила на всякий; случай, когда началась паника. Открыв от изумления и испуга беззубый рот, она не знала: радоваться этому событию или сердиться. Ведь чистые полы никто не топтал, а небо… Небо пока не входило в ее компетенцию.

Посередине двора стояла директриса. Это высокая и крепкая женщина. В таких живет крепкая воля и здравый смысл.

— Колечкин! — крикнула она но ее обычно слышный во всех уголках школы голос утонул сейчас в общем крике ликования. Военрук, стоящий рядом, протянул мегафон.

— Колечкин! — усиленный голос директора заставил пригнуться даже старшеклассников, — заходи на посадку!

Видно было, что Колечкин услыхал голос директора и узнал его. Он стал снижаться, и уже все отчетливо видели его счастливые глаза, горящие радостью полета. Он снижался кругами, а школьная мелюзга повторяла каждое его движение на земле, разведя руки в стороны с воображаемыми крыльями. Юра внимательно следил за каждым кругом, сделанным Лешкой, и в какое-то мгновенно ему показалось, что на Колечкине не обыкновенные кеды, а огромные сапоги со стертыми каблуками и сломанной подковкой на одном из них.

Лешка приземлился в яме для прыжков и начал освобождаться от крыльев. Школа бросилась к нему, подошли директор с мегафоном и военрук.

— Так, Колечкин, — почему-то опять в мегафон сказала она. — Признавайся, откуда у тебя все это? Кто разрешил взять инвентарь и где?

— Какой инвентарь? — вместе спросили Лешка и Юрий Семенович.

— Вот этот, этот… — директор указала на крылья.

— Это не инвентарь, — вместе сказали Лешка и Юрий Семенович.

— Это подарок… — добавил Лешка Колечкин.

— Кому? — вместе спросили директор и военрук.

— Юрию Семеновичу… — сказал Лешка.

— Юрию Семеновичу? — спросили вместе директор и военрук и вместе подозрительно посмотрели на Юру.

— Крылья? — самостоятельно спросила директор.

— А что здесь плохого? — тихо сказал кто-то из учителей.

Никто не видел в этом плохое, и все молчали.

— А провода… Провода если бы зацепил? — спросил военрук.

— Школу бы обесточил… — с какой-то неясной интонацией: не то с грустной, не то с назидательной, произнесла директор.

— Просто Юрий Семенович рассказывал… — сказал Лешка Колечкин.

— Вот именно, — согласился Юрий Семенович, — только рассказывал, а полететь не мог.

— А Лешка смог! — обрадовалась Марина, вставшая рядом с Лешкой после его приземления.

— Понятно, — сказала директор, — смог, не смог… Все вместе идемте ко мне в кабинет. И вы, товарищ военрук.

— Идемте! — сказали вместе Юрий Семенович, Лешка и Марина.

— Есть! — сказал военрук.

Юрий Семенович возвращался домой. По-летнему знойное солнце плавило асфальт.

— Значит, иногда сбываются самые невероятные мечты, — думал Юра. — Вот ведь Колечкин — парил. Значит, расчеты мои были верны. Почему же у меня не получалось? Ну помогали Лешке Маринка и какой-то дядька Ванька-гармонист. Но ведь чертежи и расчеты мои… Мои… А он парил! Висел над школьным двором и смотрел на нас, маленьких, беспомощных.

На улице было сумеречно. Впереди стеклянным кубом светился универмаг.

Юра поднялся на второй этаж. Там на фоне туфель, в форменном халате стояла Алла. За эти та года, которые прошли с того дня, как Юра зашел сюда в первый раз, ничего не изменилось.

— Можно подумать, что понятие мода не существует для вашего отдела. Все тот же набор?

— Просто вы слишком часто приходите, — грустно улыбнулась Алла. — Не успеваем менять…

— Мы уже на вы?

— Продавцы обязаны называть клиентов на «вы».

— Даже тех, которые приходят, чтобы пригласить в ресторан?

— И ресторан?

— Да. Сегодня у меня есть прекрасный повод дли того, чтобы собрать друзей, посидеть, потанцевать, поболтать… Лешка полетел.

— Да я и танцевать-то… А много будет друзей?

— Много… Ты и я.

Густые чернила вечера залили город. Спрятали корявые руки деревьев, осыпавшуюся штукатурку, порожистые скаты черепичных крыш.

— Входи… — Юра открыл дверь комнаты. Из погреба тянуло сыростью.

Она ходила босиком по прогибающимся доскам пола и касалась рукой проступающих в темноте предметов.

— Знаешь, я ведь влюбилась в тебя очень давно, когда увидела по телевизору. Ты пел песню под гитару…

— Но меня никогда не показывали по телевизору. И гитара… Я не умею играть.

— Нет, нет, ты просто забыл. Ты забыл, это давно было. Потом пришел к нам, спросил, есть ли у нас что-нибудь сорок четвертого размера, что не стыдно будет одеть с фраком.

— Чушь сморозил…

— Ты думаешь?

— Уверен. Хотел показаться очень остроумным.

— Вообще-то я знала, что ты все равно придешь.

— А я разве не приходил?


Еще от автора Виталий Викторович Павлов
Герцеговина Флор

Виталий Викторович Павлов в литературных кругах известен как драматург. В настоящую книгу включены три его остросюжетных повести: "Герцеговина Флор", "Рыбный день" и "Доктор Сатера". Автор относит их к жанру "некриминального чтива". Книга рассчитана на широкие круги читателя…


Рекомендуем почитать
Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Двадцать веселых рассказов и один грустный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сон в начале века

УДК 82-1/9 (31)ББК 84С11С 78Художник Леонид ЛюскинСтахов Дмитрий ЯковлевичСон в начале века : Роман, рассказы /Дмитрий Стахов. — «Олита», 2004. — 320 с.Рассказы и роман «История страданий бедолаги, или Семь путешествий Половинкина» (номинировался на премию «Русский бестселлер» в 2001 году), составляющие книгу «Сон в начале века», наполнены безудержным, безалаберным, сумасшедшим весельем. Весельем на фоне нарастающего абсурда, безумных сюжетных поворотов. Блестящий язык автора, обращение к фольклору — позволяют объемно изобразить сегодняшнюю жизнь...ISBN 5-98040-035-4© ЗАО «Олита»© Д.


K-Pop. Love Story. На виду у миллионов

Элис давно хотела поработать на концертной площадке, и сразу после окончания школы она решает осуществить свою мечту. Судьба это или случайность, но за кулисами она становится невольным свидетелем ссоры между лидером ее любимой K-pop группы и их менеджером, которые бурно обсуждают шумиху вокруг личной жизни артиста. Разъяренный менеджер замечает девушку, и у него сразу же возникает идея, как успокоить фанатов и журналистов: нужно лишь разыграть любовь между Элис и айдолом миллионов. Но примет ли она это провокационное предложение, способное изменить ее жизнь? Догадаются ли все вокруг, что история невероятной любви – это виртуозная игра?


Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.