День ботаника - [77]

Тварей всяких на Болоте немеряно: слоновьи черви, жабники, змеи разные. А на самом дальнем, западном языке Болота, на Лихоборских прудах, обитает колония гигантских бобров. Устроились по соседству с фермерами и, вроде как, помогают друг другу. Сельцо это так и называется – Боброхатки…»

Егерь наполнил водой второй мех, поднялся, и шумно втянул ноздрями воздух.

– По ходу, мужики кулеш варят – весело сказал он. – Пошли скорее, а то кишки к спине прилипли. Который час не жрамши!

II

Лес изменился сразу, вдруг. Будто по земле провели линию, за которой мрачноватая, но живая, зелёная растительность превратилась в гротескное подобие рощи самоубийц, которую Данте поместил в седьмой круг своего Ада. Угольно-чёрные деревья тянули к путникам изломанные, будто скорченные в смертной муке ветви, трава топорщилась острой чёрной щетиной. Егор замер – казалось, если поставить на неё ногу, мёртвые стебли пронзят ступню сквозь подошву берца.

Его напарник колебаний не испытывал. Он сделал несколько шагов – трава сухо, стеклянно скрипнула – и обернулся.

– Вот это и есть Мёртвый Лес, Студент. Как видишь, ничего общего с тем, возле Измайлова.

Егор с опаской поставил ногу за черту. Чёрная трава не смялась, а рассыпалась в прах при первом же прикосновении. Там, куда он ступал, в чёрном покрове оставались глубокие отпечатки подошв, заполненные мельчайшей пылью.

– С кустами, деревьями осторожнее, к ним лучше лишний раз не прикасаться. А то – вот, смотри!

И егерь с размаху рубанул пальмой по кусту. Острое, как бритва лезвие должно было с лёгкостью отсечь ветку, но вместо этого весь куст рассыпался – будто кто-то отключил силовое поле, удерживающее мириады чёрных пылинок в форме растения.

– Понял теперь?

Егор наклонился, зачерпнул чёрную пыль – и ойкнул, получив древком рогатины по запястью.

– Охренел? Больно же!

– А ты не суй ручонки, куда не надо! Эта пакость, она, как бы сказать… жизненные силы вытягивает. Чуешь?

Действительно, ладонь слегка онемела.

– Поработай кулаком – пройдёт.

– А если на одежду попадёт, или на обувь?

– Тогда не страшно. Да, и затяни капюшон – если заденешь дерево, засыплет с ног до головы.

– Целиком рассыплется, как куст?

– Именно. Только экспериментировать не вздумай, с тебя станется!

Без «экспериментов» обойтись не удалось. Челноки, заранее запасшиеся длинными палками, расчищали путь ударами по кустам и стволам деревьев. Те осыпались на землю со стеклянным шорохом, и отряд, продвигаясь сквозь Мёртвый Лес, оставлял позади широкую тропу, усыпанную чёрным прахом. Егор с напарником порой занимали место в голове каравана и, вооружившись дрючками, прокладывали дорогу в инфернальной растительности.

– Так-то, здесь ничего, спокойно. – рассказывал егерь. – Зверья нет, людей тоже, разве что, свалишься в яму, наполненную пылью этой гадской. Участки Мёртвого Леса возникают без всякой системы и только здесь, в Марьиной Роще. Сперва лес просто высыхает, за одну ночь, ни с того, ни с сего. Это называется «Прорыв» – кое-кто считает, что Лес так избавляется от негативной энергии. В космос её выбрасывает, сечёшь? Оттого и растения погибают, те, что оказываются у неё на пути. За пару дней они чернеют, и постепенно рассыпаются в прах. Через месяц-другой на месте Мёртвого Леса образуется Мёртвая Плешь – а потом, опять же, за одну ночь, она вся зарастает нормальными, живыми растениями.

– А если человек будет на месте Прорыва – он тоже высохнет и почернеет?

– Нет, с людьми и животными ничего такого не происходит. Но всё равно, фермеры стараются держаться подальше от Марьиной Рощи – кому охота однажды проснуться посреди Мёртвого Леса? Есть правда, психи – их называют мёртвопоклонниками – которые ищут места будущих Прорывов. И, бывает, находят.

– Что за вздор, зачем?

– Затем, что психи и сатанисты. Они верят, что Прорыв – это дьявол, вырывающийся из Преисподней. И если оказаться на его пути – он напитает тебя своей силой.

– И получается?

– Бывает. Встречал я таких. Не знаю уж, чем они там напитались, но людьми быть перестали, клык на холодец. Глаза мёртвые, пустые, других людей в упор не видят, смотрят, будто на пустое место. И, при том, не теряют способности соображать – правда, вытворяют порой такие мерзости, что лучше о них и не вспоминать.

– То есть становятся как зомби – те, из Нью-Йорка, про которых Пиндос рассказывал?

– Нет, тут другое. Нью-йоркские зомби – это просто движущиеся мертвяки. Яша Шапиро говорил – хунганы вводят для этого в свежие трупы споры особой грибницы. Она прорастает по нервным волокнам и, вроде бы, их заменяет. Мышцы получают способность сокращаться, и труп начинает двигаться. Только недолго: ткани гниют, разлагаются – и так, пока зомби не расползётся в хлам.

– Шапиро изучал эту… грибницу?

– Он же миколог. Надыбал где-то образцы и колдовал над ними целый год. Только всё впустую: грибницу-то он прорастил, и даже заставил мертвяков шевелиться и ногами-руками дрыгать, но на этом – всё. Ни один даже встать не смог, не то, что ходить.

– Он что, использовал в опытах трупами людей? – опешил Егор. Такого от мягкого, интеллигентного заведующего лабораторией он не ожидал.