День ангела - [52]

По свидетельству очевидцев, от голода умирали в первую очередь мальчики до трех лет и мальчики подросткового возраста (11–16 лет). Смертность среди девочек была на 20–30 % ниже. Так, в селе Сахновщине Красноградского района в 15 семьях умерло 30 мальчиков и 18 девочек, в селе Маниловке этого же района в 7 семьях умерло 16 мальчиков и 8 девочек, в селе Белики Кобелякского района в 4 семьях умерло 12 мальчиков и 6 девочек, в селе Веремеевке Кременчугского района в 5 семьях умерло 16 мальчиков и 7 девочек.

Дети были наименее защищенной категорией населения. Они погибали как от голода, так и оттого, что становились жертвами эпидемий, морозов, попадали в руки каннибалов. Существует множество свидетельств того, как крестьяне вели своих детей в большие города и на железнодорожные станции и там оставляли в надежде, что дети хоть как-то, но выживут. Весной 1933 года началось массовое уничтожение бездомных детей. В марте на Полтавском вокзале «специальный вагон перевели на боковую колею, а детей, толпящихся вокруг него в поисках еды, количеством до 80 человек, загнали в него силой с намерением везти их в колонию. Но в вагонах истощенные дети быстро умерли, и их закопали неподалеку».

Из свидетельства Грицини Феклы Кондратьевны, жительницы села Жуковка Красноградского района, которая в 1933 году несколько раз ездила в Полтаву, чтобы обменять вещи на хлеб: «Часто по несколько раз в сутки проводились облавы на беспризорных детей. Их ловили десятками, сотнями, закрывали в товарных вагонах. Дети вырывались, кричали, плакали. Вопль стоял на всю Полтаву. Однажды на вокзале сказали, что более полусотни детей закрыли в товарном вагоне, и они все там умерли. Некоторые люди даже утверждали, что их было не меньше чем сто человек».

Вермонт, наши дни

Юноша по имени Матвей Смит с самого начала своей девятнадцатилетней жизни привык, что вся ответственность за его кудрявую, как овца, белокожую и безответную сестру целиком лежит на нем. Первого апреля 1989 года Сесилию Смит в облике небольшого атласного свертка принесли в дом. Был День дураков, все друг друга дурили. Сесилия тоже могла бы быть куклой. Однако она оказалась младенцем. Матвею тогда было ровно два года. Он только-только начал говорить.

– This is your baby-sister, – сказали ему. – You are responsible for her.

Матвей за нее отвечал. «Беби-систер» стала взрослой девушкой, навела искусственный румянец на нежные свои, продолговатые щеки – которые, если не красить, белы, как метель, – просила у матери денег на новую грудь (чтобы сделать побольше!), окончила школу, взялась изучать трудный русский язык, а он за нее – отвечал. Он даже поехал в Вермонт на все лето, хотя у него были совсем другие планы, и ребята, с которыми он дружил, собирались пройти пешком всю Калифорнию, а другие ребята, с которыми он тоже дружил, отправились на Аляску, а третьи… Да что говорить! Он за нее отвечал, и ответственность за это белокурое и кудрявое, как овца, существо с тонким, но сильным голосом и всегда немного потными от волнения розовыми ладонями, спело усыпанное веснушками не только по лицу, поражающему своим глуповатым, как казалось старшему брату, выражением, но также по длинному, хрупкому телу – такому хрупкому, что если его уронить ненароком, оно бы разбилось, как чайная чашка, – эта ответственность так глубоко вошла в плоть и кровь Матвея Смита, так пропитала все поры души, что сейчас, когда у Сесилии, семнадцатилетней дурочки, появился ухажер, он начал беспокоиться, как будто она ему и не сестра, а дочка, рожденная в адовых муках.

Дело было, однако, не только в Сесилии, ежесекундно вспыхивающей от волнения, которой и в голову не приходило, чтó может случиться из отношений с Бенджаменом Сойером, похожим на Элвиса Пресли столь сильно, как будто душа молодого актера вернулась на землю в своем же обличье. Матвей и сам был не уверен, не ошибся ли он: ведь чем же могла белобрысая «беби» привлечь столь роскошного видного парня? За четыре недели в школе русского языка Бенджамен Сойер успел заморочить головы трем уже девушкам, одна из которых была даже замужем, и муж воевал, между прочим, в Ираке. Теперь, судя по всему, выбор его пал на кроткую веснушчатую Сесилию, певунью, глупышку, беспечнее птички. Сесилия так вспыхивала при появлении Бенджамена, что лицо ее становилось ярче розы, когда Бенджамен Сойер своею развинченной, легкой походкой к ней вдруг подходил в той же самой столовой с большим и оранжевым липким подносом. Две недели сердце юноши Матвея Смита сжималось от самолюбивого гнева при виде его полыхающей дуры-сестрицы, которая глаз не сводила с пижона. Учительница пения и русского народного мастерства Надежда Дюбуа – та, напротив, стала отмечать, что у Сесилии все лучше и лучше пошли старинные любовные песни, особенно: «Зачем, зачем ты повстречалси-и-и, зачем нару-у-ушил мой покой». А романс «Помню, я ишо-о-о моло-о-одушкой была» Сесилия на последней репетиции спела так, что у несдержанной Дюбуа на синюю блузочку хлынули слезы. Спорить не приходилось: с точки зрения русского народного мастерства, дело шло хорошо, но он не за этим томился в Вермонте, когда все гуляли по дебрям Аляски! А может, Бразилии, впрочем, неважно!