Демоны зимних ночей - [41]

– Вы становитесь подданными германского рейха, и к вам будут применяться немецкие законы. Тот, кто посмеет оказать нам сопротивление, будет расстрелян. Тот, кто выкажет неповиновение или неуважение, будет расстрелян. Тот, кто проявит несогласие или станет помогать партизанам и повстанцам, будет расстрелян.

На этом обращение представителя оккупационной власти завершилось. Заключенных развели по баракам, и там всю ночь напролет обсуждалась только одна тема – когда же каторжанам предоставят свободу. Никто из них, даже самые матерые и закоренелые преступники, на совести которых были многочисленные жертвы, не сомневался, что отбывает наказание незаслуженно и что немецкий военный суд обязательно их освободит.

Скоро восторги по поводу порабощения Бертрана немцами поутихли. Тевтонские завоеватели не скрывали, что в их цели входит вывезти из княжества как можно больше ценностей. Работу в каменоломнях возобновили, и заключенные трудились с пяти утра до девяти вечера без перерыва – немцы эшелонами отправляли к себе на родину тонны бертранского мрамора, знаменитого на весь мир своим непередаваемым зеленоватым оттенком.

Бывший начальник каторги был публично расстрелян, так как, окончательно потеряв голову, влепил генералу фон Ланштайну пощечину. Немцы не церемонились, тот, кто пытался бунтовать или хотя бы выражал недовольство качеством еды и жаловался, что при оккупантах во много раз хуже, чем раньше, тотчас умирал.

Странное дело, но немецкий суд на самом деле пересматривал дела. Пересмотр приговора суда в отношении Маргариты был назначен на конец декабря. Девушка простудилась и предстала перед судьями с хлюпающим носом и слезящимися глазами.

Судьи – пятеро полковников и генерал-председатель – внимательно выслушали ее сбивчивый рассказ, затем Готтхард фон Ланштайн зашелестел бумагами – Маргарита увидела папку с собственным именем.

– Суд выносит решение о вашем немедленном освобождении, – произнес переводчик. Маргарита, которая была уверена, что ее снова отправят в барак, едва не упала в обморок. – Однако вам надлежит работать в качестве горничной в доме генерала фон Ланштайна!

Маргарита заметила, что генерал внимательно ее изучает. Ей не понравилось надменное выражение его холеного лица и сладострастная усмешка.

– Вы признаетесь невиновной в отравлении господина Осори! – пролаял переводчик. – Его вдова, которая поставляла амуницию армии Франции, преступница и предательница, была расстреляна по приговору военного суда!

Вот оно что, поняла Маргарита. Ей почему-то не было жаль несчастную мадам Осори. Получается, что ей повезло – если бы она осталась на свободе и унаследовала фабрику, немцы ее тоже расстреляли бы, обвинив в работе на армию противника! Она не могла поверить, что сфабрикованный судебный процесс и каторга спасли ей жизнь!

Девушку отвели в соседнее помещение, где на лавке, не веря своему счастью, сидели еще несколько человек, помилованных немцами. Им выдали цивильную одежду и поручили их заботам парикмахера. Потом к ним подлетело несколько журналистов, сделавших массу снимков при помощи огромного фотоаппарата со слепящей вспышкой.

– Сегодня же во всех газетах Германии и Бертрана появятся статьи о том, что немецкие судьи исправляют грубые ошибки, допущенные местной судебной системой!

Маргарита поняла – их освободили не потому, что они невиновны, а с целью рекламного и пропагандистского хода, чтобы лишний раз заявить на весь мир о мирных намерениях германского рейха и превознести до небес его юристов.

Как она узнала позднее, каторгу покинуло не более двадцати пяти человек, зато добавилось около пяти сотен новых заключенных – добыча редких пород мрамора была весьма рентабельным предприятием, и немцы ни за что не хотели упускать возможность обогащения.

Марго выдали новый паспорт и бумаги, в которых значилось, что она, Маргарита де Вальтруа, освобождена по милостивому решению новой власти. Ей было отказано в праве покидать Бертран, да и сделать это было невозможно: все княжество представляло собой некое подобие каторги. Улицы патрулировали немецкие солдаты, а все десять квадратных километров Бертрана оцепили колючей проволокой. Великого князя с семьей держали в изоляции во дворце: Мишель-Оноре все еще считался номинальным главой государства, хотя на самом деле всеми делами заправлял Готтхард фон Ланштайн и ему подобные.

Как ей и предписывалось, Маргарита начала работать в замке, где некогда проживали родичи великого князя, а теперь обосновался генерал фон Ланштайн. Обязанности горничной во многом напоминали каторгу: вставать надо было в пять утра, ложиться позволяли не раньше полуночи. Генерал постоянно давал балы и приемы. Марго сбивалась с ног, смертельно уставала и мечтала о том, чтобы все побыстрее закончилось.

Однажды генерал вызвал ее к себе в кабинет. Она была уверена, что за этим последуют разнос и увольнение, которое закончится возвращением на каторгу – фон Ланштайн слыл чрезвычайно капризным и жестоким.

Маргарита, облаченная в черное платье, белый передник и чепчик, осторожно постучала в резную дверь кабинета. Раздался громовой голос, велевший ей войти. Генерал в шелковом восточном халате, с дымящейся трубкой в руке сидел в кресле и наслаждался «Героической симфонией» Бетховена, которая доносилась из раструба патефона. Остановив пластинку, генерал уставился на девушку.