Демоны прошлого - [49]

— Но, откровенно говоря, есть и неприятный момент. Это не касается самого Джеймса, конечно.

Он заметил, как по ее лицу пробежала тень.

— Жаль, что я узнал о его существовании через столько лет. Хотя здесь есть и моя вина. Я слишком долго отсутствовал.

— Да нет, я одна виновата, ты тут ни при чем. Я хотела, чтобы ты узнал о Джеймсе, но, поскольку была не в курсе твоих жизненных обстоятельств, не решалась, — снова повторила она свой аргумент. — Надо было навести справки, но это такое тонкое дело… Так или иначе, — закончила она подчеркнуто деловым тоном, — ты здесь, ты все знаешь, и теперь все можно начать с чистого листа.

— Что именно начать?

— То, о чем я собиралась с тобой поговорить.

Его взгляд невольно упал на фотографию.

— Очень мило, что ты дала ему имя Джеймс. Чтобы успокоить свою совесть?

— Добавить еще и Эдвард было бы слишком, как ты понимаешь. Слишком для тех, кто помнил тебя. Даже Джеймс звучит с вызовом.

— Кстати, о вызове. Как тебе жилось все эти годы? Что тебе помогало — везение, воспитание или… что?

— Хорошие манеры. У нас они по-прежнему в ходу. К тому же тебя двадцать один год не было в Литл-Хеддингтоне.

— Но в субботу меня очень многие узнали. Боюсь, вся деревня не спала, обсуждая мое явление.

— Это имеет для тебя значение?

— Никакого. Но я не местный житель. В отличие от тебя.

— Да, я-то живу здесь больше двадцати одного года.

Она горько улыбнулась.

— Все, что происходит в Латрел-Парке, составляет чуть ли не единственное развлечение для жителей деревни, Эд. Так всегда было и всегда будет. Ты пробыл здесь почти два года, должен знать местные нравы.

— Я ничего не забыл.

— Англия изменилась до неузнаваемости за эти годы, но жизнь в деревне осталась прежней.

— А Джеймса не было на празднике.

— Нет. У него идут занятия.

— И по субботам?

— Он провел уик-энд у своей подружки.

— Вот как?

— Я же тебе говорила — он весь в тебя.

Эд ухмыльнулся.

— А вообще он бывает на этих праздниках?

— Когда был маленьким — да, но в последние годы уже нет. То был в школе, потом поступил в университет.

— Хорошо учится?

— Прекрасно. У него очень пытливый ум.

— А он не интересовался, на кого же он похож?

— Да. И я ему ответила на этот вопрос.

— Так он знает?

— Все знает.

Эд помолчал, глядя на фотографию, будто пытаясь навсегда запомнить эти черты, хотя это были его собственные черты.

— Возьми ее себе, — сказала Сара.

— Конечно, возьму, — серьезно ответил он, но при этом улыбнулся. — Спасибо тебе, — добавил он, и Сара поняла, что он имеет в виду.

— Значит, все в порядке. — Она взглянула на часы. — Я заказала столик в ресторане «Коннота» на полвторого. Правильно я сделала?

— Как всегда.

— Ну, это как посмотреть, — сухо отозвалась она. — Идем?

Она поднялась. Они встретились глазами, и у нее снова перехватило дыхание.

— Так пошли же.

Она повернулась, чтобы идти, но он удержал ее за руку. Сара вопросительно посмотрела на него. Он взял обе ее руки в свои и поцеловал. Она сжала его ладони. Потом он отпустил ее руки, и они пошли через сад в сторону Карлос-плейс.

Эд заказал шампанское. Официант принес, разлил по бокалам, поставил в ведерко со льдом и ушел. Эд поднял бокал.

— Мне просто нужно выпить, но все же давай выпьем за что-нибудь. Например — за жизнь, чтобы она не переставала радовать нас сюрпризами.

— И чтобы мы сохранили способность им радоваться.

Они чокнулись и выпили.

— Итак, — сказал Эд, снова наливая шампанского ей и себе, — ты хотела поговорить.

Сара уткнулась носом в бокал.

— Никак не соберусь с духом.

Эд пожал плечами.

— Нет в мире совершенства.

— Даже в американских лабораториях делают ошибки, — язвительно бросила Сара.

— Ты могла бы подать жалобу.

— Нет уж. Я всегда хотела иметь от тебя ребенка, Эд. Если уж мне не суждено было заполучить тебя, надо было иметь хоть твою частицу. Больше всего на свете я боялась потерять ребенка. Во время беременности я заболела. Нервное истощение, эмоциональный шок и прочие дела. Поэтому я довольно поздно узнала о том, что беременна. Болезнь изменила картину беременности, и я была так плоха, что ничего не заметила. Когда я писала тебе то письмо, я еще ничего не знала.

— Я удивился, что ты об этом не упомянула.

— Я просто ничего не знала. Я была так подавлена, растеряна, удручена… Могла думать только об одном — что ты уехал. Я продолжала работать, посещала Джайлза, вставала по утрам, ложилась спать ночью. Однажды на дежурстве я потеряла сознание. Просто грохнулась на пол, когда ставила градусники. Пришла в себя только в машине «Скорой помощи» по дороге домой. Мне велели быть крайне осторожной и сказали, что я на шестом месяце. Это было невероятно. Я сильно похудела, и никаких признаков живота не было. Но ошибки быть не могло. Мне велели лежать, не то я потеряю ребенка. Я была истощена и очень слаба. Если бы не соблюдала осторожность, мне грозил выкидыш. Это произошло в октябре. Где ты был в октябре 1944 года?

— Во Франции.

— Я ходила к павильону и пыталась представить, где ты сейчас. Я все время проводила там. Осень стояла холодная, сырая, и я подолгу сидела и думала, что мне делать. В голове вертелись одни и те же мысли, я искала ответы на кучу вопросов. Молила о чуде: чтобы ты, как тогда, сошел с холма мне навстречу. Тогда все стало бы на свои места. И вот я сидела часами на берегу и ждала. Но ты ушел слишком далеко. Я осталась одна. Я строила разные планы на свою дальнейшую жизнь, но всегда выходило, что кому-то при этом будет плохо. И я решила из всех зол выбрать меньшее. Ты уехал. Я больше ничего не могла для тебя сделать и думала, что нетрудно жалеть о том, о чем не подозреваешь. Но я упустила одну возможность. Найти тебя, прибежать и сказать: «Прости, Эд. У меня будет ребенок».