Демоны прошлого - [28]

— Ну и штучка, — сказал он, переводя дыхание, — и кто бы мог подумать! О, как жестоко я обманут! Я-то думал, что подцепил ангелочка, английскую розочку, воплощение чистоты и невинности, крошку, которая и мухи не обидит. А она что вытворяет! При всем честном народе! В Сент-Джеймском парке! Народ прямо из окон вываливался от изумления!

Глаза его смеялись, и он с трудом сохранял суровый тон.

— Говорила тебе — не выводи меня из себя.

— Теперь уж поостерегусь. Во всяком случае, в людных местах.

— На нас вон тот полицейский на углу смотрит с подозрением. Он, наверно, думает, ты меня соблазняешь или пытаешься изнасиловать.

— Да это меня чуть не изнасиловали! Ты могла нанести мне тяжкое телесное повреждение!

— Может, желаешь подать жалобу в суд? Это тут рядом. Хочешь, зайдем?

— Черта с два! Нас обоих арестуют. Нет уж, мы сейчас чинно прошествуем в Брэндон-хаус и там выясним масштабы бедствия.

Он заметил, как изменились ее глаза, засиявшие каким-то удивительным глубоким светом.

— Есть, капитан, — кротко отозвалась она голосом, который заставил его захотеть ее прямо здесь, сейчас, у стены отеля «Браун», на Доувер-стрит. — Как скажете, капитан.

— Я люблю тебя, — сказал он срывающимся голосом, — и если ты не лишила меня мужского достоинства, я тебе это докажу прямо сейчас.

— Валяй, капитан, — сказала она притворно скромно, но в глазах ее читалось нескрываемое желание.

— Тогда пошли.

И они двинулись по улице, взявшись за руки.

— Ба! — воскликнул Эд, когда они приблизились к Брэндон-хаус. — И это у вас называется дом? Это же целый Капитолий!

Мебель внутри была закрыта пыльными простынями. В доме стояла мертвая тишина. Ковры были свернуты. Их шаги по паркету и мрамору гулко отдавались в тиши. Люстры были забраны муслиновыми чехлами, а особо ценные сняты вообще. В доме было сыро и холодно. Эд растворил великолепные резные двери, инкрустированные золотом.

— Господи, да это почище Капитолия!

— Это была утренняя гостиная.

— Нет, подумать только! Ох уж эти англичане — одна комната у них для утра, другая — для вечера. Но мне хочется осмотреть ту, которая предназначена для ночи.

— Ты ненасытный, — сказала Сара. — Еще и четырех нет.

— Я не настаиваю. Можем расположиться и здесь. Мы народ простой, без затей.

— Мне надо обойти весь дом. Терпи пока.

— Сколько же можно терпеть! Я и так от тебя натерпелся!

— А тебе что — мало?

Она увернулась от его объятий и проворно шмыгнула на парадную лестницу, но он нагнал ее на площадке.

— Мало, пожалуй. Я тебе сказал, что должен выяснить масштабы увечья, и для этого мне требуется квалифицированная помощь медсестры.

— Располагайте мной, капитан.

— Проводите меня в операционную.

— Следуйте за мной.

— Куда прикажете.

* * *

— Видишь, — сказала она потом, — все в полном порядке. Напрасно беспокоился.

— Как часы. Хотя им проще. Что ты со мной сотворила, Сара? Что ты со мной сделала? Разобрала по косточкам, собрала заново, как тебе было угодно, и я себя не узнаю.

— Зато я узнаю.

— Слава богу, хоть один из нас на это способен! Тогда уж не покидай меня, пожалуйста, ладно? Чтобы всегда рядом был человек, который сможет объяснить, кто я таков.

— Ты будешь в целости и сохранности, — сказала она. — Я всегда храню тебя в своем сердце, даже когда ты далеко.

— Этот порядок вещей мы скоро нарушим. Всякая война когда-нибудь кончается.

Она нахмурилась, по лицу пробежала тень.

— Если что-нибудь случится с тобой, Эд, я умру. Я и раньше так думала, а уж теперь… Черт бы побрал эту войну!

— Если бы не эта проклятая война, мы бы никогда не встретились, — мягко напомнил он. — Я бы так и сидел в своей Калифорнии, а ты занималась бы благотворительностью и устраивала пикники в розовом саду. Господи, никогда не думал, что смогу благодарить то, что ненавижу, а вот поди ж ты… Я бы нипочем не променял то, что мог упустить, на мир и покой благополучной жизни. Стоило пережить все эти ужасы, даже если счастью суждено скоро кончиться.

— Не говори так! — взмолилась она.

— Что толку прятать голову в песок!

— Конечно, ты прав, но смотреть в глаза реальности нет сил.

Он крепче прижал ее к себе, и Сара поняла, о чем он сейчас думает. Он находит в себе силы думать об этом, она — нет. Чем ближе он подбирается к заветному числу вылетов, тем выше вероятность страшного конца. Она увеличивается с каждым вылетом. Смерть все крепче сжимает кольцо. Сколько жизней она уже отвоевала на плацдарме Литл-Хеддингтона! Сколько молодых людей, с которыми Сара была знакома, навсегда расстались с жизнью! Только один экипаж сделал двадцать пять вылетов, и все остались живы и невредимы. Теперь их отправили в поездку по всей Америке агитировать за военный заем. Сара молилась, чтобы это удалось и Эду. Разлуку она смогла бы выдержать; его гибель — нет. Она могла бы жить надеждой, но жизнь без Эда утратила бы для нее всякий смысл.

Эд встрепенулся и взглянул на часы.

— Ба, уже почти пять.

— Что ты как одержимый все время хватаешься за часы? — нервно отреагировала Сара. — От этого минуты не растянутся до бесконечности.

— Нам принадлежит вечность, — попробовал он успокоить ее. — Каждый день вместе — это подарок. Так и воспринимай.