Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя - [23]
Проводимые исследования партий и партийных систем в постсоветских/посткоммунистических «новых демократиях» и «новых автократиях» вскрывают и другие их существенные особенности, важные для политической науки. В частности, это относится к двойственному феномену доминантных партий, достаточно распространенных в современной политической жизни, особенно применительно к режимам персоналистского типа. С одной стороны, полученные результаты демонстрируют наличие специфического политического равновесия в виде взаимных обязательств правителя и элит по отношению к доминантной партии. С другой стороны, как оказывается на практике, правитель в таких режимах способен успешно обходиться вообще без собственной идентификации с какой-либо доминантной партией. Либо же он может использовать ее скорее как инструмент контроля над элитами, нежели как способ формирования и цементирования элитной коалиции52.
Таким образом, три прошедших десятилетия дают нам множество свидетельств того, что, по видимости, «правильные» трансплантируемые (и имитируемые) институты отнюдь не являются панацеей для проблем демократизации и построения эффективных демократических порядков. Институты, безусловно, «имеют значение» (если воспользоваться известным выражением), однако их реальные политические эффекты определяются не столько формальным институциональным дизайном, сколько всем контекстом их формирования и функционирования. И это еще один важный урок несбывшихся надежд «эпохи-1989».
Последовательность посткоммунистических реформ – т. е. политическая демократизация, переход к рынку, строительство новой государственности, формирование новой идентичности и др. – изначально были серьезной дилеммой для реформаторов «третьей волны». Как совместить эти задачи и в каком порядке приступать к ним? Теория, в том числе вытекающая из относительно успешных прецедентов в разных странах, шедших по пути демократизации (включая страны третьего мира), вроде бы говорила о желательности и даже эффективности одновременной демократизации, перехода к рынку и создания новых государственных институтов. Успешных примеров такой одновременности (как, скажем, в случае «шоковой терапии» в Польше) оказалось, однако, не так уж много.
По сути, эта политическая и теоретическая дилемма так и осталась нерешенной. Скорее, подтверждается иная логика. После завоевания политической и экономической монополии и закрепления позиций того же упомянутого выше «царя горы» дальнейшие реформы становятся ненужными для «победителей» и даже опасными для складывающейся патрон-клиентской и клановой системы отношений. Особенно когда главный принцип такой системы – экономическая и политическая рента и приватизация государства и его институтов (что в литературе называют state capture, «захватом государства»). Коррупция в такой ситуации работает не как «смазка», а как «клей», скрепляющий систему, которая сопротивляется дальнейшим реформам – хоть одновременным, хоть последовательным.
Здесь, однако, возникает очень непростая с точки зрения политики и теории проблема. Все более важное место в политических дискуссиях и политологических исследованиях в последнее время занимают вопросы, связанные с государственным строительством, государственной состоятельностью (state capacity), качеством институтов государственного управления, их взаимоотношений с режимными характеристиками и др. В значительной степени это специфическое отражение общего тренда в мировой политической науке последних десятилетий – «возвращения государства» как аналитического фокуса. Начиная с 1980‐х годов, после предшествующих двух десятилетий с преимущественным акцентом на теоретические и методологические вопросы, связанные с политическими системами и их функционированием, государство, государственность и государственная состоятельность вновь оказываются в центре интенсивных дискуссий.
Такое смещение аналитического фокуса было связано с разнообразными факторами, в том числе глобального политического характера: с обостряющимися проблемами качества управленческих институтов и социально-экономического развития, с распространением феномена «несостоятельных» государств, со сложностями демократизации и государственного строительства в развивающихся странах, с распадом коммунистической системы и становлением новых независимых государств, в том числе на постсоветском пространстве.
Применительно к постсоветским и посткоммунистическим странам в центре этой проблематики оказался широкий спектр вопросов. От специфической роли государства как доминирующей и неподконтрольной инстанции, подминающей общественные начала во многих странах «третьей волны», и до более общих концептуальных сюжетов, особенно значимых для кросс-национального сравнительного анализа. Среди обсуждаемых проблем: государственное строительство и государственная состоятельность, последовательность реформ, национальная идентичность, «похищение государства», «плохое/недостойное правление», качество институтов и государственная состоятельность и др.
