Мантикора не стала жертвовать ресурсами, и залечивать устроенные мне, Сусюром многочисленные проколы, множественные следы раскаленной до красна печати, и «Красные сапожки», сопряженные с солью, а потом и жидким свинцом на пятки. По крайней мере, заметно. Поэтому очень многие, видя мои ужасные раны, приходили по-первой в ужас, и дивились, каким образом, я вообще до столпа дотянул, скоропостижно не откинув копыта, с подобной потерей крови и отсутствующей, до колен, кожей. А тем более, не могли понять причин, моей явно не к месту, веселости. Торжественный день, оно-то понятно, но явно, не для всех, и особенно, не для меня…
Елена и Алинилинель, стоически держались, лишь иногда всхлипывая, и перебрасываясь со мной мыслями. По дороге на столп, как оказалось, их несли не столь бережно, как меня, и в результате, в устроенной Архиепископом спешке, не однократно с громким писком роняли, и задевая о различные препятствия, и стены, еще больше исцарапали. На прекрасных телах, присутствовали множественные синяки, еще пока только набирающие «силу». А волосы Елены блиставшие на бале, сейчас были сильно всклокочены, и слипшись от пота и грязи, розовыми тряпками свисали на безупречную грудь. Которую, как и у Алины, восторженно пуская слюни, и не стесняясь в эпитетах, громогласно обсуждали в разномастной толпе, ее не лучшая, явно подзаборного вида, мужская половина. То же, что они говорили о том прекрасном, что виднелось ниже, лучше вообще не замечать…
Впрочем, центральная площадь, была наполнена не только отбросами, и лицами среднего достатка. В особой VIP зоне, отгороженной от остальных собравшихся, красной, сжатой у поддерживающих столбиков материей, красиво одетые девочки и мальчики, носились туда-сюда. Приставленные к детворе слуги, квохтали и переживали, безуспешно их, успокаивая, а их пестреющие, богатством одежд родители, недоуменно взирали на нас, и также на Архиепископа. Впрочем, не спеша, строиться в очередь к нему, с возникшими, заметно терзающими их вопросами…
Я даже узнал, несколько лиц, присутствовавших на вчерашнем бале. Но заметив, что я на них, заинтересованно смотрю, они «не узнав», сразу отворачивались, начиная обсуждать с подручными, крайне важные для них темы.
Ну-ну… Я опять улыбнулся. Ну и Бог с вами…
Я стал разглядывать красоты площади. Красиво уложенные бревна… Под собой… Узорами мощеную камнем площадь. Изысканную лепнину на ближайших, трех этажных домах, балкончики которых тоже не пустовали и были забиты взирающими на нас с интересом людьми, большой фонтан, вяло брызжущий влагой, церковь, ратушу, и уходящий от ратуши вдаль, приятный, тенистый парк. Кто-то навострил рядом с ним бойкую торговлю, предлагая пирожки, пряники, и всевозможные сладости. Опять вызвала смех, местная, видимо, фирменная сладость, сахарная ведьма, дико выгнувшаяся на палочке… Что-то сродни, нашим леденцам-петушкам.
Детвора привычно их лизала, пялясь с искренним интересом и заметным нетерпением на нас. Те кому, финансы данную роскошь не позволяли, завистливо косились, на счастливчиков. Довольствуясь, более дешевым пирожком, или пряником. Или же ничем, но тогда нетерпение в глазах было заметней.
Большая часть толпы, жаждала Костра! Зрелища!!! И Архиепископ, не стал их разочаровывать.
В очередной раз, прислушавшись к доносящемуся с окраин Милстрада грому, он поднялся, с беспокойством посмотрев вдаль, на странные, скопившиеся там, неравномерным кольцом тучи, изрыгающие вниз, ветвистые, мощные молнии.
Радужные отсветы, привлекали внимание и горожан. Но, так как они были, не на высоком помосте, а существенно ниже, и понимания сложившейся обстановки, не было вообще, пока радовались жаркому, припекающему солнышку, и особо не переживали. Только ждали… Костра.
Зельдиус, старательно выровнял лицо, напустив присущей его сану, возвышенной одухотворенности. Приоткрыл, с опущенными уголками губ рот, готовясь толкнуть в массы, вдохновенную, праведную, и судя по всему, еще и гневную речь…
– Воскреситель! Мы взяли стену, и идем со всех сторон к Вам! – неожиданно прилетело, очень ясно и громко. – Сопротивление, повсеместно сломлено, посеян ужас. Они не могут понять, почему мы не умираем, даже разрубленными на куски. Почему не сгораем в пепел от заклинаний, и в воде не тонем. Теперь, вот, не понимают, почему мы их не едим, а требуем взамен пищу…
– Дают?! – улыбнулся мысленно я.
– Охотно! – доложил голос. – Те, у кого ее нет, говорят, где она есть. Причем, долго, и скороговоркой. Называя множество, самых разных мест. Те, что онемели, или чрезмерно, или непрерывно, стали заикаться, ведут бегом к рынкам, кабакам, и разным задворкам, на которых, разбиты склады. Тех кого, от впечатлений, разбил паралич, мы решили не трогать. Просто, отекаем, и бежим дальше.
Дети, больно любопытны, веселы, и… атакуют. Гораздо чаще, чем все взрослые, разом. Но мы, их не трогаем. Как вы и приказали.
Почти все женщины, завидев нас, чрезмерно деятельны и шумны. Визжат, скачут и мечутся, но стоит только пояснить, все кормят беспрекословно. Дают буквально все, в конце, часто предлагая и себя… Но мы их не трогаем, ведь Вы, их нам есть, запретили…
