Демон пустоты - [2]

Затем был закат. Небо нередко выдает кровавые закаты, которые мнительным людям кажутся предзнаменованием, но этот был другим – холодным, серо-розовым, словно старая, нанесенная на морозе рана. Облака пропитались тревогой и будто бы обращались прямо ко мне, излучая невыносимую тоску. Я тщился подобрать рифмы, которые смогут это описать, но не ощущал привычной власти. Вместо этого чувствовал себя пустым, будто давно заброшенный глиняный горшок. Я все слышал, до последнего звука, наблюдал каждый мазок, и все же оставался совершенно нем. Будто источник во мне пересох.

Такое случалось и раньше, однако во время поединка поэтов в Стилпорте я был так наэлектризован, что совершенно позабыл об этом сообщить. Когда на кону стоит возможность уехать из подземной дыры и отправиться в живую фантазию, собственные проблемы с творчеством не выходят на первый план. Это ведь нормально – иногда останавливаться, правда? Паузы делают происходящее после них более значимым.

Я поступил обычным для себя способом: сменил род занятий, чтобы развеяться, позволил себе легкую влюбленность – и поделился соображениями с Риоко. Впервые за долгий период увлеченности городом я ощутил, что мне нужны друзья, а ведь раньше я в них не нуждался.

– Тео, ты такой необычный, – улыбнулась она. – Весь молодняк Ааре пытается писать стихи, но им до тебя далеко. Нет ничего удивительного, что иногда ты устаешь.

Я ушел раздраженным. Для жителей Ааре мои проблемы незначительны – просто ты творческий человек, думают они, а оттого так непредсказуем и странен. Пожирающие меня сомнения кажутся им мелким препятствием, тогда как я начинал ощущать в себе разрастающуюся дыру. Моя задача – не просто написать огромную поэму, которую когда-то после будут изучать в академии. Мне нужно сдерживать город от поступков, которые могут их в одночасье раздавить, быть воином Ахура Мазды, хлестать горящим кнутом метафор. Но что, если я не смогу?

Кроули наверняка знал об этом больше.

– Ты, желторотый, не забывай, что здесь не место для импровизаций. Оставайся в пределах классической эпики, и все будет хорошо. А отдыхать иногда нужно всем, – пожал он плечами, хотя глаза показались холодными.

И тут я понял, в чем дело. Ааре был красив, но эта красота как будто родилась из виде́ния умирающего старика, из прошлого, которое никогда не вернется, подернутого фальшью улучшающих все воспоминаний. Он был буколической зарисовкой, пасторалью, акварельным этюдом с мягкими тонами, мечтой простого парня вроде меня, а значит – мечтой предсказуемой, скучной, слишком простой. Тихий, уютный городок, в котором мало что меняется, сошедший со старинных изображений. Ааре прозябал в оковах певучей поэзии, в успокоении. Где-то под этой оберткой скрывался настоящий город, и мне стало интересно ее размотать. Высвободить то, что находится под ней, как должен делать настоящий поэт, раздирающий любые завесы и проникающий в самую суть…

Мысль эта так испугала, что я поперхнулся пивом. За последнее время голова кипела от подобного рода соображений, но так отчетливо себе ситуацию я не представлял. Нельзя играть с городом, где живет множество людей. Я здесь не ради исследований, а ради заклятия.

– Ты уже целую неделю не писал ни строчки, Тео, – продолжил Кроули. – Возвращайся к своим обязанностям, иначе Ааре начнет чудить.

– Может, вам стоит отправить меня обратно? – неуверенно спросил я, ощущая внутри неожиданную слабость. – Вы уверены, что я подхожу?

– Уже поздно, черт тебя подери! – вспылил Кроули, сбрасывая маску приятеля. – Город уже привык к тебе, попробовал тебя на вкус! Ему нужна твоя поэзия и ничья другая! Ты прекрасно установил контакт, и я не понимаю, зачем все портить. Вот твои таблетки из бункера, бери… Они помогают сохранять спокойствие.

Я взял пилюли, повертел их в руке.

– А кто-нибудь… сходил с дистанции? Я имею в виду, кто-то из поэтов-заклинателей не выполнял свою задачу? О таком не говорили…

– Не было такого, – хмыкнул Кроули. – У всех случаются временные помутнения, люди есть люди. Но поэт не может долго молчать, сеть выдерживает до его возвращения.

Только теперь я понял, как мало знаю о живых городах. Почему их так увлекает поэзия, ритм стихов, что они замирают в одном состоянии, а не меняют их постоянно, как дикие города? Куда делись все легендарные поэты, чьи стихи мы изучали? Что случится, если поэт умрет?

– Кроули, я хочу знать, как город выбирает поэтов.

– Тебе ничего не нужно знать. – Он потушил сигарету. – Скажу по дружбе: обычно неприятности начинаются, когда люди вроде тебя, которым полагается заниматься своим делом и только, пытаются знать то, что предназначается людям вроде меня.

Он встал, надел плащ, висевший на стуле, и повернулся к выходу:

– Публика любит тебя, Тео. Иди напиши что-нибудь.

Каким на самом деле хочет быть Ааре? Вряд ли таким, как сейчас. В поэме не хватало остроты, свежести. Сейчас это просто кусок бабочки, застывшей в янтаре стихов.

У живых городов нет названий, они не останавливаются, а странствуют, где и как им угодно. Разве ради того, чтобы дать измученным выживанием людям ощущение надежности и счастья, стоит связывать город ритмом священной поэзии? Почему несколько тысяч человек важнее свободы неизвестного существа? Я подвергал критике каждую улицу, присматривался к домам придирчивым взглядом литературного брюзги.