Демократия в Америке - [24]

Смерть таилась под этим переливающимся всеми красками покровом, однако тогда этого никто не замечал; к тому же и сам воздух этих мест был напоен каким-то невероятным дурманом, заставляющим человека жить одним лишь только настоящим и беспечно забывать о будущем.

Северная Америка была совершенно иной — здесь все казалось значительным, серьезным, торжественным; можно сказать, что эта земля словно была создана для того, чтобы стать царством разума, в то время как Южная Америка оставалась обиталищем чувств и эмоций.

Бурный, покрытый мглою океан омывал побережье Северной Америки, гранитные скалы и песчаные берега обрамляли ее; прибрежные леса раскидывали свою мрачную и меланхоличную листву: взору открывались одни лишь сосны, лиственницы, зеленые дубы, дикие оливковые деревья и лавры.

За первым лесным поясом начинался центральный массив деревьев с тенистыми кронами — это были самые гигантские деревья, какие только можно встретить в обоих полушариях земного шара. Платаны, каролинские биньонии, клены и виргинские тополя смешались здесь с дубами, буками и липами.

Здесь, как и в лесах, уже укрощенных человеком, смерть без устали наносила свои удары; однако никто не задумывался о том, чтобы убирать следы ее разрушений. Остатки мертвых деревьев и растений образовывали завалы, которые наслаивались один на другой; требовалось слишком много времени, чтобы превратить все это в прах и дать место новой поросли. Но даже в самой глубине этих завалов ни на минуту не

¹²100миль.

¹³Приблизительно 900 миль.

¹⁴Вода в Карибском море настолько прозрачна, говорит Мальт-Брюн, т. Ш, с. 726, что в ней можно различить кораллы и рыб на глубине в 60 саженей. Издали кажется, что корабль словно парит в воздухе, и что-то похожее на головокружение охватывает путешественника, когда сквозь толщи кристально прозрачной воды он видит подводные сады, в которых блестят золотые рыбки и переливаются раковины среди зарослей разнообразнейших морских водорослей.

39

прекращалось зарождение новой жизни. Ползучие растения и всевозможные травы пробивались к свету сквозь препятствия; они стлались по земле возле поваленных деревьев, проникали в их трухлявую сердцевину, приподнимали и разрушали усохшую кору, которая все еще покрывала эти останки, расчищая таким образом путь для своих молодых побегов. В известном смысле смерть способствовала здесь утверждению жизни. Жизнь и смерть сосуществовали в этих лесах, словно желая соединить и перепутать свои деяния.

В этих лесах царили глубокий сумрак и вечная влага, создаваемая тысячью мчащихся в разные концы ручейков, бег которых еще не пыталась изменить рука человека. Лишь изредка можно было увидеть какие-то цветы, дикие плоды или же стайку птиц.

Шум падающего старого дерева, грохот водопада, мычание буйволов и отзвук прокладывающего себе дорогу ветра были единственными звуками, нарушавшими тихое безмолвие природы.

На восток от великой реки леса мало-помалу начинали редеть, и их сменили бескрайние прерии. Природа ли в бесконечном своем многообразии отказалась разбросать по этой плодородной долине семена деревьев, или же леса, покрывавшие эти земли, были некогда истреблены человеком? Ни предания, ни научные изыскания не дают нам ответа.

И тем не менее эти обширные пустоши сохранили следы присутствия человека. На протяжении многих веков несколько кочевых племен бродило под сенью лесов и по степным пастбищам. Эти дикари, кочевавшие от устья реки Святого Лаврентия до дельты Миссисипи, от Атлантического океана до Тихого, были в чем-то схожи между собой, что свидетельствовало об их общих корнях. Однако они отличались от всех других известных на земле человеческих рас ¹⁵: они не были ни белыми, как европейцы, ни желтыми, как большинство азиатов, ни черными, как негры; их кожа имела красноватый оттенок, у них были длинные блестящие волосы и скуластые лица с тонкими губами. Языки, на которых говорили дикие племена Америки, имели единую грамматическую основу, хотя и разнились отдельными словами. Грамматические правила построения этих языков несколько отличались от известных доселе правил, определявших формирование человеческой речи.

Идиоматика языка коренных жителей Америки явилась, по всей видимости, результатом употребления ими каких-то особых языковых конструкций, что свидетельствует о довольно высоком уровне их интеллекта; современные же индейцы этим, похоже, не отличаются*.

Быт североамериканских народов во многом отличался от быта, характерного для народов древнего мира: создается впечатление, что они, живя в глубине своих пустынь и не имея связей с более цивилизованным миром, беспрепятственно воспроизводили себе подобных. У них совершенно отсутствовали расплывчатость и неопределенность в понимании добра и зла; им были чужды свойственные народам, некогда цивилизованным, но потом вновь превратившимся в варваров, продажность и развращенность, обычно соседствующие с невежеством и грубостью нравов. Индеец всем обязан исключительно самому себе: он сам — творец своих достоинств, пороков и предрассудков; впитанная с детства неукротимая независимость — вот суть самой его натуры.