Демократия — низвергнутый Бог - [59]

На самом деле бьюкененцы свободно признают себя государственниками. Они ненавидят и высмеивают капитализм, невмешательство, свободные рынки и торговлю, богатство, элиту и благородство; и они выступают за новый популистский, по сути, пролетарский консерватизм, который объединяет социальный и культурный консерватизм и социальную или социалистическую экономику. Таким образом, продолжает Фрэнсис,

в то время как левые могли завоевать средний класс американцев с помощью своих экономических мер, они потеряли их благодаря своему социальному и культурному радикализму, и в то время как правые могли привлечь средний класс американцев с помощью призывов к правопорядку и защите сексуальной нормальности, традиционных нравов и религии, традиционных социальных институтов и призывов к национализму и патриотизму, они потеряли средний класс американцев, когда повторяли свои старые буржуазные экономические формулы.

Следовательно, необходимо объединить экономическую политику левых, а также национализм и культурный консерватизм правых, чтобы создать «новую идентичность, объединяющую как экономические интересы, так и культурно-национальные склонности пролетаризированного среднего класса в отдельном и едином политическом движении». По понятным причинам эта доктрина не так названа, но есть термин для этого типа консерватизма: это называется социальный национализм или национал-социализм.

Я не буду касаться здесь вопроса о том, обращается ли к массам консерватизм Бьюкенена и является ли его диагноз американской политики социологически правильным. Я сомневаюсь, что это так, и, конечно, судьба Бьюкенена во время президентских республиканских праймеризов 1995 и 2000 годов не указывает на иное. Скорее, я хочу обратиться к более фундаментальным вопросам: если предположить, что у этой идеологии есть некая привлекательность; то есть, предполагая, что культурный консерватизм и социально-социалистическая экономика могут быть психологически объединены (то есть, люди могут придерживаться обоих этих взглядов одновременно без когнитивного диссонанса), то могут ли они быть эффективно и практически (экономически и праксиологически) объединены? Можно ли сохранить текущий уровень экономического социализма (социального обеспечения и т.д.) и достичь цели восстановления культурной нормальности (естественных семей и нормальных правил поведения)?

Бьюкенен и его теоретики не чувствуют необходимости поднимать этот вопрос, потому что они считают, что политика – это исключительно вопрос воли и власти. Они не верят в такие вещи, как экономические законы. Если только люди чего-то хотят и им дана сила для реализации своей воли, все может быть достигнуто. «Покойный австрийский экономист» Людвиг фон Мизес, на которого Бьюкенен презрительно ссылался во время своей кампании, охарактеризовал эту веру как «историзм» образца интеллектуальной позиции немецких катедер- социалистов, которые оправдывали любые этатистские меры.

Но незнание экономики не изменяет того факта, что существуют неумолимые экономические законы. Например, вы не можете съесть свой торт и сохранить его. Или то, что вы потребляете сейчас, не может быть снова потреблено в будущем. Или производство большего количества одного товара требует производства меньшего количества другого. Никакое желаемое, выдаваемое за действительное не может заставить такие законы исчезнуть. Вера в обратное может привести только к практическому провалу. «На самом деле», отметил Мизес, «экономическая история – это длинная летопись правительственной политики, которая провалилась из-за того, что она была разработана под смелым пренебрежением законами экономики». В свете элементарных и неизменных экономических законов, Бьюкененская программа социального национализма – это просто еще одна смелая, но неосуществимая мечта. Никакое мечтательное мышление не может изменить тот факт, что поддержание основных институтов нынешнего государства всеобщего благосостояния и желание вернуться к традиционным семьям, нормам, поведению и культуре являются несовместимыми целями. Можно иметь либо социализм, либо традиционную мораль, но нельзя иметь и то, и другое, и для национал- социалистической экономики нынешняя система государства всеобщего благосостояния, которую Бьюкенен хочет оставить нетронутой основой, является причиной культурных и социальных аномалий.

Чтобы прояснить это, необходимо лишь напомнить об одном из самых фундаментальных законов экономики, который гласит, что все принудительное перераспределение богатства или дохода, независимо от критериев, на которых оно основано, включает в себя экспроприацию у производителей и собственников и передачу непроизводителям и неимущим. Соответственно, стимул быть собственником уменьшается, а стимул быть неимущим увеличивается. Считается, что у имущего есть хорошие блага, и их отсутствие у неимущего это нечто плохое. Действительно, это та самая идея, которая лежит в основе любого перераспределения: у одних людей слишком много хороших вещей, а у других их не хватает. Результатом каждого перераспределения является то, что имущий будет производить меньше хорошего и его состояние будет более плохим. Благодаря субсидированию бедных за счет налоговых средств (за счет средств, взятых у других) будет создавать больше бедности. Благодаря субсидированию безработных людей будет создаваться больше безработицы. Благодаря субсидированию незамужних (плохих) матерей будет больше не состоящих в браке матерей и больше незаконнорожденных детей и т.д.