Демидовы. Их жизнь и деятельность - [18]

Волю неба презирает;

Насмехаясь, изменяет

Он небес закон святой!

Настолько у всех велика “жажда золота”, что мы теперь только с большим трудом можем представить себе то далекое, но светлое будущее, когда человечество отвыкнет от безумной привычки, как дитя, тянуться руками к блестящим монетным кружочкам и не будет считать синонимом счастья богатство. И не скоро, кажется, придет время, когда громадные силы, употребляющиеся теперь для добывания горсти “благородных” металлов, будут тратиться на более производительное и полезное дело.

Как мы сказали выше, Акинфий давно уже знал о существовании поблизости от его новых владений “благородных” металлов, и есть основание полагать, что он уже давно получал эти металлы. Как бы то ни было, но знаменитые алтайские серебряные рудники открыты им: по точным, официальным сведениям, при плавке руды на речке Карбалихе в 1736 году служащие Демидова получили серебро, но сочли это хитростью пробирщика, подмешавшего будто бы в плавку, ради получения награды, этот металл из “чудских могил”, и поэтому не обратили особенного внимания на этот случай. Но в 1742 году Акинфием был уже открыт знаменитый Змеиногорский рудник, давший несметные богатства: в нем руда встречалась с самородными драгоценными металлами.

Акинфий Никитич не мог уже сомневаться в присутствии серебра и золота в рудах и специально занялся отделением “благородных” металлов. Он выписал из-за границы мастеров в Колывано-Воскресенские заводы и в 1743 – 1744 годах получил на них впервые, так сказать, официальным путем слиток до 3-х пудов весом.

Так как тогда плавка серебра составляла регалию казны и воспрещалась частным лицам, то Акинфий мог опасаться, что у него отнимут богатейшие серебряные рудники. Но однако он, не брезгавший никакими средствами, нашел возможность удерживать у себя вначале открытые богатства. Предание указывает на то, что он перерабатывал у себя серебро и чеканил монету. Если в позднейшее время один из Баташевых был пайщиком разбойников и убийц, “работавших” на славу в его владениях, то отчего же и Акинфий не мог быть “фальшивым монетчиком”? Чего ему было опасаться? Все ему было подвластно и трепетало его грозных взглядов. В руках заводчика были страшные средства, и болтуны навеки умолкали. Подземелья Невьянской башни, с массою ходов и закоулков, как говорят, служили невьянскому царьку монетным двором. По ночам спускался Акинфий “в подвал свой тайный, к верным сундукам”. Много страшного рассказывают об этом местные предания, и, по одному из них, “отребье”, работавшее в подвалах, где чеканилась монета, было затоплено во избежание доносов ревизору. На этой отдаленной окраине тогдашней Руси, при взяточничестве чиновников, при праве сильного, – страшна была власть помещика, тем более, если он обладал таким железным сердцем и могучею волею, какими был несомненно наделен Акинфий Никитич.

Рассказывают, что однажды во дворце Акинфий, допущенный туда благодаря своим связям, играл за одним столом с императрицей Анной Иоанновной в карты. Заводчик был неуклюж, не обладал лоском придворного, и ему жал плечи французский кафтан; но он был страшно богат, а за это многое прощается. Акинфий рассчитывался по проигрышу новенькими монетами.

– Моей или твоей работы, Никитич? – спросила партнера с двусмысленной улыбкой императрица.

– Мы все твои, матушка-государыня, – уклончиво, но ловко ответил Демидов, – и я твой, и все мое – твое!

Государыня и придворные рассмеялись.

Но недолго пришлось Демидову чеканить монету и “воровски” добывать серебро. Один из участников в этих работах, Трегер, служивший у Акинфия Никитича штейгером, сбежал, – и предприимчивый монетчик, опасаясь доноса, поспешил сообщить императрице Елизавете об открытых им рудных богатствах, прося ее прислать освидетельствовать прииски.

В 1745 году прибыл на Колывано-Воскресенские заводы опытный в горном деле бригадир Беер. Плавка серебра была начата под его наблюдением, а приказчики Демидова устранены. И в декабре того же года Беер привез в Петербург 44 пуда алтайского золотистого серебра. Из этого серебра, как из “первоприобретенного”, сделали раку для мощей св. Александра Невского. В 1747 году Колывано-Воскресенские заводы были совсем взяты в Кабинет от Демидовых и наследникам Акинфия уплачена за них крупная сумма.

Но открытие рудников благородных металлов и выплавка серебра были уже последними подвигами Акинфия Никитича, получившего “за размножение заводов” чин действительного статского советника, и его жизненный путь приближался к закату.

Резюмируем же здесь все то, что знаем об этом человеке, самом знаменитом из Демидовых. Громадное значение его в истории горного дела в России несомненно: он это дело, так сказать, основал, прочною ногою поставил в наиболее важном по горным богатствам районе – на Урале. Его заводы были хорошею школою для изучения дела населением и последующими предпринимателями, а раньше мы уже видели, что они дали несомненно толчок и кустарным производствам, которыми теперь питаются десятки тысяч уральских жителей. Счастье и умение Демидова вызвало большое число подражателей, соблазнившихся его колоссальным успехом, и многие из этих подражателей, в свою очередь, оказали немало услуг горному делу. Акинфий построил 17 заводов, открыл большое количество рудных месторождений и устроил немало рудников. Он первый (по крайней мере в значительных количествах) начал в России плавить медь, и до сих пор у его потомков хранится медный стол, сделанный из первой добытой на Урале и в Сибири меди. Многие из изделий его заводов были высоких качеств. И наконец, тому же Акинфию мы обязаны открытием богатых алтайских серебряных рудников и началом плавки серебра на Алтае (если не он первый начал его добывать вообще в России). Все это он мог сделать только потому, что сам был когда-то кузнецом и знал в совершенстве заводскую работу, а также и потому, что обладал громадною силою воли и редкою в тогдашней Руси предприимчивостью. Нужно, конечно, не забывать и того, что судьба дала ему в руки громадную рабочую силу в лице крепостных и приписных крестьян.