Демидовский бунт - [103]

Бийская крепость, отстроенная в 1718 году взамен сожженной ойратами семью годами раньше Бикатуньской крепости, поразила побродимов суровостью строений, многолюдством чинов военных и штатских, крепкими постройками складов, амбаров, магазинов и казарм, которые узкими оконцами скорее напоминали воинские бастионы, нежели жилые помещения. Поодаль на звоннице рубленой церкви, словно бы по случаю появления побродимов, благовестили в старенький колокол.

– Ишь, медь-то с трещинкой, – отметил отец Киприан, прислушиваясь к дребезжащему звону.

Без труда отыскали постоялый двор – над затоптанным крыльцом висел погашенный фонарь, сквозь его закопченное стекло еле просматривался маленький огарок свечи.

Вошли в просторный обеденный зал – пахнуло жареным луком, из темного чулана через приоткрытую дверь тянуло застоявшейся в бочках соленой рыбой.

К побродимам бесшумно подошел расторопный облысевший хозяин лет пятидесяти с припухшими верхними веками и невыспавшимися глазами.

– Чем трапезничать будете, святой отец? – выслушал и проворно удалился на кухню, неслышно ступая войлочными чунями.

Побродимы уселись к столу возле окна. За серым частоколом крепости открывался вид на далекие синие горы, на облака, которые словно замерли, ненароком зацепившись отвислыми брюшками за острые скалы, и потому никак не могли сдвинуться с места. Отец Киприан перевел взгляд с далекого нагорья на поджарого мужика за соседним длинным столом. Он был одет в алую рубаху под добротным суконным кафтаном. Темные волосы аккуратно расчесаны, окладистая борода свисала едва ли не в большую глиняную миску с гречневой кашей. Жевал мужик медленно, как будто берег больные зубы и опасался давануть случайный камешек.

«По обличию – не из нищебродов, нам подстатных, – прикинул отец Киприан, наблюдая за мужиком в алой рубахе. – А едет, по всему видно, издалека – сапоги изрядно побиты, да и кафтан давно не чищен».

Хозяин постоялого двора сам принес с кухни наваристые говяжьи щи, ломтями нарезанный ржаной хлеб, две очищенные луковицы. В глиняной миске поставил отварное мясо, посыпанное толченым чесноком, соль в круглой деревянной солонке, положил обширканные сотнями зубов белесые деревянные ложки, когда-то облитые красной глазурью. Рядом же поставил пузатенький кувшин с квасом и две оловянные кружки. Поклонился.

– Спаси тебя Бог, сын мой, – поблагодарил отец Киприан. Перекрестились, жадно стали хлебать щи, не забывая, более по привычке, нежели сознательно, поглядывать по окнам.

Два бешеных таракана столкнулись на прокопченной матице и брякнулись вниз – один звонко хлопнулся жесткой спинкой о столешницу, а другой попал в щи. Отец Киприан от неожиданности вздрогнул, потом буркнул незлобиво:

– Эка тварь неразборчивая, – вынул ложкой таракана и плеснул под стол. Второго Илейка сильным щелчком успел забить в темный угол запечья.

По каменистой улице проскакал верховой драгун, смешно подпрыгивая в седле на полусогнутых ногах, должно, сытно отобедал, а теперь бережет переполненное чрево. Поодаль у добротного, забрызганного подсохшей грязью забора паслось спокойное стадо подросших за лето гусят. И вдруг, ошалев от воинственного пыла, кургузый и низкобрюхий гусак ни с того ни с сего бросился на пожилого чиновника, который неспешно постукивал тростью по камням улицы. Гусь дугой изогнул шею и, прижимая ее к пропыленной мураве, грозил вцепиться чиновнику в икры повыше модных туфель с железными бляшками. Чиновник отскочил, замахнулся тростью, а гусак, величаясь одержанной победой, задрал клюв и загоготал, раскинул потрепанные в бесчисленных драках крылья и побежал к своему пернатому потомству.

Тучный чиновник неслышно прошел вдоль улицы, направляясь к постоялому двору.

«Должно, холост, ежели кормится на постоялом дворе, а не у себя дома», – подумал отец Киприан. Прислушался – за прикрытой дверью хозяин за что-то отчитывал нудным спокойным голосом нерасторопную стряпуху.

Входная дверь, подобно голодной свинье поутру, взвизгнула ржавыми петлями и открылась. Чиновник, задев о косяк плечом, вошел, прищурил подслеповатые глаза, осмотрел зал, отыскал взглядом побродимов и пошел к ним. Из-за кухонной двери мельком выглянул хозяин и тут же скрылся.

– От воеводской концелярии я прислан. Кто такие? Куда путь держите и какой документ на ходьбу есть при вас?

Отец Киприан с видом, что подобные спросы ему уже опостылели, вынул бумагу. Чиновник медленно нацепил на горбинку носа пенсне, встал вполоборота к окну, прочитал, покрутил, всматриваясь в печать, вернул бумагу.

– Благое дело, святой отец Зосима, – проговорил он. – Думаю, батюшка Бенедикт из здешней церкви рад будет с вами побеседовать, давненько он из Руси в наши края перебрался, затосковал, наверное, по свежему собеседнику. И в городской магистрат загляните поутру непременно, поможем провиантом. Надо, надо здешних ойратов приобщать к святой церкви.

Чиновник снял шляпу, блеснул сине-желтыми залысинами, откланялся.

Хозяин постоялого двора за его спиной широко развел руками, извиняясь перед монахом за исполнение приказа воеводы докладывать в воеводскую канцелярию о всех новых жильцах для доскональной проверки.