Демидов кедр - [3]

За столиком сидел такой же маленький седенький старичок в меховой безрукавке и, подперев подбородок ладошкой, дремал.

— Что скажете? — коротко вымолвил он, поднимая вялые ото сна глаза, когда Василий потряс его за плечо.

— Нас Иван Иванович послал. Получить постели и прочее.

— Д-дя? — старичок со всхлипом зевнул, почесал затылок и уставился в угол, куда-то мимо парней. — Пачпорта! — сказал отвлеченно, неизвестно кому.

— Что? — не понял Василий.

— Пачпорта, — повторил старичок и, сделав долгую, минуты в две паузу, пояснил: — Пачпорта, толкую, покажите сюды.

Он положил поданные паспорта перед собой, послюнявил палец и стал с треском листать большую, как подшивка газет, конторскую книгу. Дошел до нужной страницы, разгладил и потянулся к стеклянной чернильнице, что стояла на подоконнике. Взял ее в руку, повертел перед глазами, зачем-то понюхал и удивленно сказал:

— От. Опеть высохло. Ну-ка, землячки, подайте вон из того шкапчика чеплажку с водой.

Леонид снял с полки засаленный серый графин.

Старичок бережно принял его, капнул в чернильницу несколько капель, поболтал и, обмакнув перо деревянной ученической ручки, начал старательно, печатными буквами выводить:

«Курыгинъ».

Ржавое перо скрипело, втыкалось в бумагу, и по всему широченному листу конторской книги разлетались и шлепались густыми кляксами брызги.

Старичок их вроде не замечал. Написав слово «Курыгинъ», он откинул голову, полюбовался на результат своего бумаготворчества и продолжил: «Леонид Григорьевичъ. Подумал-подумал и, хмыкнув, торопливо зачеркнул твердые знаки. Потом в строчке пониже так же тщательно начертал: «Земин Василий Степанович».

— Ну вот, зафиксировал, — молвил удовлетворенно и стал проставлять в графах палочки, приговаривая: — Один комплект, один комплект, один комплект…

Закончив эту работу, он велел друзьям расписаться, захлопнул книгу, над которой взметнулось облако пыли, чихнул и, вернув друзьям паспорта со словами: «Выбирайте. Все нужное в ворохах, посуда в шкапу, а кровати найдете в снегу во дворе», — уронил голову на руки и опять засопел.

Парни выбрали что положено, уложили в просторные полосатые матрасовки и переглянулись: что делать, уходить, не сказавшись, или разбудить старичка?

— А! Ни к чему, — шепнул Василий. — Коль не стал глядеть — доверяет. Пусть себе спит на здоровье.

Однако когда они скрипнули дверью, старичок проворно вскочил и тоненько закричал, притопнув ногой:

— Курыгин! Ты почто вместо одной подушки две захватил, а?

Леонид уронил матрасовку.

— Как — две? Одну! Вот посмотрите!

— Хи-хи-хи! — тоненько захихикал старичок. — Не надоть, не надоть! Это я так. Для штраховки, — и отвернулся, зевая…

Шульчиху они нашли в поселковой бане, где она в большом деревянном корыте стирала белье.

Это была толстая молодая немка, похожая на копну.

— О-о-о! — засмущалась она, увидев парней, вошедших в тесный и душный предбанник, поспешно раскатывая рукава на мощных, как чурки, ручищах. — О-о-о! Мне Ифан Фаныч про вас уже говориль. Пожалуйста, заберите, — и показала на полку, где лежали два сияющих, отутюженных постельных комплекта.

— Спасибо, — поблагодарили друзья и собрались было идти.

Но Шульчиха остановила их, прикрыла дверь и таинственно прошептала:

— Фи мой мушик не фиталь?

— Н-нет. А кто он такой?

— Фощик, фощик, на лошатка рапотает.

— Нет, не видали, сами ждем не дождемся.

— Охо-хо, охо-хо! — завздыхала она. — Сначит, пьет. Опять пьет. Што делать, што делать? Сколь рас я от него уже уходиль, сколь раз говориль: ищи тругой баба, я не могу. И баба не ищет, и не уходит.

Она всхлипнула, смахнула ладонью слезу и, стараясь ступать своими пухлыми в икрах, но очень тоненькими в щиколотках, точь-в-точь как бутылки из-под коньяка «плиска», ногами как можно легче и грациозней, пошла к своему корыту. Пол под ней прогибался, попискивал по-мышиному.

— Фи меня исфиняйте са мой откровенность, — попросила она. — Стесь такой нарот, такой нарот! Софсем не с кем погофорить. Блатяк, один блатяк на всем Поковом.

С этими словами она склонилась над корытом и, не засучивая рукавов, загрохотала стиральной доской, откидывая далеко назад круглые локти.

Парни выскочили из предбанника и побежали к своей избушке, надеясь, что, может быть, Шульц уже привез им дрова.

Но дров не было. И признаков близкого местонахождения таинственного возчика тоже.

Тогда Василий и Леонид стали приводить в порядок свое новое жилье прямо на морозе, при открытых дверях. Подмели пол, поставили кровати, застелили постели, а закончив дело, опять вышли на дорогу.

Шульц приехал уже под вечер, когда низкое северное солнце повернуло за сопку.

— Эй, кто хозяин? — заорал он в пространство, остановив лошадь перед самым крыльцом и спрыгнув с саней. В санях лежали две тонких жердинки-сухостоины. — Кто хозяин? — повторил и засеменил в избу, путаясь короткими ногами в полах длинного дождевика, надетого поверх телогрейки.

Был он под добрым хмельком, и его большой коричневозубый рот на сухоньком тщедушном лице растягивался в бессмысленной улыбке, а мясистый угреватый нос, нависший над верхней губой, пунцовел, как помидор.

— Чего кричишь? — одернул в сердцах Леонид, злой от холода и долгого ожидания. — Ослеп совсем, что ли?