Демидов кедр - [13]

Васька Хезма мгновенно уяснил это для себя и, когда не «успевал» приготовить урок, что случалось довольно часто, блестяще обводил Агату Яновну вокруг пальца.

— Агата Яновна, — жалобно говорил, прижимая руку к груди, едва «немка» входила в класс. — Ихь бин кранк. — Я болен.

— О-о-о! — заводила водянистые глаза Агата Яновна. — Опять! Бедный мальчик! — И поспешно кивала: — Зетцен зи зих. Зетцен зи зих, Вася. Садитесь, пожалуйста.

Класс потел и терзался, с хрустом листал словари и пускал очи долу, не в силах ответить на трудный вопрос, а Васька сидел потихоньку и похихикивал в парту, хитро поглядывая на Леонида.

Леонид на него не сердился. Он даже порой завидовал Ваське, Васькиной лихости и непосредственности и, не задумываясь, прощал другу все его «прегрешения».

Но были два случая — это уже не в школе, а в техникуме, — которые Леонид до сих пор не может простить. Просто запрятал обиду подальше, заглушил насильственно в себе, а она нет-нет да и вынырнет этаким крохотным воспоминанием-поплавочком. Вынырнет и даст о себе знать. И ничего нельзя с нею сделать.

Задали им курсовой проект по деталям машин. Васька, по обыкновению, дотянул до последнего дня, едва-едва написав пояснительную записку, а чертеж так и не начертил. Походил-походил по общежитию, оделся, купил бутылку вина, выпил и завалился спать: будь что будет, все трын-трава.

«Вот поросенок! — злился Леонид. — Ему же вкатают двойку. Из техникума вытурят к чертовой бабушке. В который раз такие выходки».

Взял пояснительную записку, прочитал от корки до корки, стал прикреплять кнопками к столу ватманский лист. Прочертил всю ночь. Последний штрих накладывал уже при дневном свете.

Васька встал с помятой, в складках, физиономией. Подошел к столу:

— Мой? — спросил, ткнув пальцем в чертеж.

— Твой.

— Нич-чего. А какой масштаб?

— Один к пяти.

— А ты что, не мог сделать один к десяти? Посмотри, у тебя верхняя кромка детали почти упирается в рамку.

Леонид кинул на пол рейсшину и молча вышел из комнаты.

Второй случай произошел семестр спустя. За пропуски занятий Ваську лишили стипендии: через день ходил на товарный железнодорожный вокзал разгружать вагоны с каменным углем. А стипендия была немалая — тридцать девять рублей.

В день получки, пользуясь правами комсорга, Леонид собрал группу.

— Парни! — выступил с речью. — Земина лишили стипендии. Это может случиться с каждым. Нас тридцать человек. По рублю с носа — тридцать целковых. А тридцать целковых Земину хватит на месяц. Как смотрите? Если кто против, скажите.

Против никого не было. Леонид собрал деньги и торжественно вручил Ваське. Васька куда-то исчез.

Пришел в общежитие в десять часов вечера. Пьяный.

— Л-леня, п-прости! — хлюпал носом. — Такой день… Дружба… Б-братство… Все за одного, один за всех! Не м-мог я, не м-мог… П-прости…

— Да ладно тебе. Ложись спать.

— Т-с-с-с! — Васька приложил к губам указательный палец, повеселел как-то. — Слышь, Ленька! Д-дай мне свое пальто на вечер, а. Меня на крыльце одна принцесса ждет. Неудобно в моем обдергае. А? Слышь…

— Бери, бери! — взорвался Леонид. — Можешь еще деньжат прихватить. На ресторан. Мне сегодня вон отец прислал пятьдесят на штаны и вельветку. Черт с ней, с вельветкой и со штанами. Бери!

— А ч-чего. Возьму, если дашь. Денег у меня — н-н-ни гроша.

* * *

Но каким бы «забулдыжным» ни был Василий, уже на первой производственной практике Леонид увидел, что работать он может, и так, как ему, Леониду, никогда не суметь.

Василия в бригаде приняли с первых дней, хвалили за ухватистость и сноровку, давали самостоятельные задания, а Леонида дальше подсобников не пускали, поза глаза насмехаясь над его неумением быстро соображать и ловко управляться с делом. Леонид замечал это и еще больше робел и нервничал, хотя вслух никогда не жаловался. Василий всячески старался ему подсобить, ничуть не гордясь своим первенством, наоборот, даже стесняясь его.

Однажды старший звена Копылов, не любивший Леонида больше всех, приказал ему отбурить забой в восстающем, нарочно не сказав, какой надо делать вруб, дескать, ты ученый, сам смекай. Василий бурил в восстающих самостоятельно уже несколько раз и потому шепнул Леониду:

— Может, вместе помаракуем?

— Вася, мне хочется доказать самому. Самому, понимаешь?

Отрубил он вроде как положено, но, видать, занизил углы шпуров, и когда сделали отладку, шпуры эти выстрелили зарядами, как холостые патроны, не оторвав от забоя ни кусочка породы. Хорошо, что отладку проводили между сменами, и Леонид не увидел результата, как не увидели его Копылов и другие члены звена. Зато Василию повезло. Как говорят, не было бы счастья да несчастье помогло.

Когда вышли из шахты, в раздевалке встретился бригадир их комплексной бригады дядя Коля Миронов.

— Ребята, — сказал, — заболел Авдеев. Кому-то придется вернуться и подменить.

Возвращаться и вкалывать еще шесть часов никому не хотелось. Василию тоже, но он не посмел отказаться.

В шахте дядя Коля первым делом пошел осматривать забой. Василий — за ним.

— Мать моя! — всплеснул руками бригадир, едва они протиснулись в восстающий. — За последние десять лет впервые вижу такое. Кто бурил? Неужели этому охламону Курыгину доверили, черт бы его побрал?