Dementia - [9]
Перед ним распахнулась бездна, полная теней и облаков. Сиреневое, в просинь, небо, прозрачный серп луны рожками вверх, пепельная дымка горизонта, волны тумана, далекая темная земля внизу. То ли утро, то ли вечер.
Они с графом сидели на краю обрыва, и ветер ерошил короткую траву. Леон оглянулся — сзади стеной стояли джунгли, качались огромные резные листья, сквозь зелень виднелись перевитые лианами стволы. В ветвях кишела жизнь. Пахло сыростью, древесным тленом и разрытой землей.
Когда-то, может быть в другой жизни, он здесь был.
Граф уже не сидел, стоял рядом, на самом-самом краю. Ветер раздувал цветное платье, полоскал рукава, дергал за подол и подталкивал в грудь, будто играя.
— Ди, грохнешься!
Леон вскочил и оттащил графа подальше. Тот не сопротивлялся, наоборот, схватил Леона за руки, удерживая его у себя за спиной.
— Смотрите!
В сиреневом небе над их головами летела птица, не понятно, высоко или низко. Леон видел лишь бронзовый крест ее крыл и золотые черточки поджатых лап.
— Смотрите…
Не отпуская леонову руку, граф указал вниз, на облачное море. По туману неслась синяя тень, ее раскинутые крылья касались окоема. Мгновение — и она накрыла все, и их с графом, и гребень обрыва, и тропический лес позади, как цунами накрывает город.
На несколько долгих минут сделалась ночь, и показались звезды.
Леон сгреб графа в охапку, оба они задрали головы, зачарованно следя, как тень уходит с неба — так быстро, словно сама земля ускорила свой бег.
— Смотрите.
Облака пришли в движение, сперва медленно, потом быстрее закручиваясь воронкой, на глазах рождая циклон. Потом облачная круговерть распалась, расстилая перистые хвосты, и в прорывах Леон увидел знакомые очертания континента. Он лежал перед ним как пирог на блюде, весь в золотой солнечной пудре — бери и ешь.
— Смотри, Леон.
Выгнулась, удаляясь, твердь, знакомый рисунок континента потянул за собой другие, и планета собралась перед глазами игрушкой-головоломкой. Окуталась шлейфом тумана, стала голубой как бирюза и упала камешком в темный океан.
— В этом мире, — шепнул граф, — все возможно. Здесь сбываются мечты. Те самые, Леон, о которых больно думать. Те самые, что люди носят в себе, как болезнь, или ребенка, или открытие, или любовь.
Граф пошевелился, осторожно перемещая голову детектива со своего плеча на атласную подушку с драконами. Выскользнул из леоновых рук, на секунду задержал тяжелую, теплую ото сна кисть в сомкнутых ладонях. Детектив спал, лицо у него было беззащитное и очень юное, рот приоткрыт, а брови приподняты, словно чудеса иных миров продолжали его удивлять.
Граф разул Леона, затащил длиннющие его ноги на диван, получил пяткой в бедро и выслушал неразборчивые уверения, что он, Леон, сейчас встанет, вот уже прямо сейчас, через пять минут. Из другой комнаты граф принес кашемировое покрывало, укутал спящего и посидел рядом. Совсем немножко посидел, водя пальцами по контуру лица, будто хотел нарисовать его или навсегда запомнить.
Спи, Леон.
Спи, мой смертный. Мой человек. Дорога сна длинна и извилиста, и ведет между двух миров, но какую бы из границ ты не переступил, я встречу тебя на любом рубеже.
И когда-нибудь мне недостанет сил тебя отпустить.
— У нас с Виком несколько разное понимание того, что следует считать "хорошей картиной", — заявил Гув Гровнер, чернявый пижон в бархатном пиджаке. Правда, сейчас он был не в пиджаке, а в обыкновенной джинсовой куртке, и поэтому стал Леону гораздо симпатичнее. — Вик называет "хорошими" вот эту мазню. А я — вот эти крышесносные полотна.
Леон склонялся к мнению Вика. По крайней мере, тут хоть что-то можно было разобрать. Деревья, дома, люди, берег моря. А те несколько картин, над которыми кудахтал Гув, оказались чудовищной мешаниной серо-буро-малиновой краски, неравномерно размазанной по поверхности холста. Как Леон ни таращился, никакие откровения его не озаряли, и ничего путного в этой каше он не углядел.
— Жаль, — Гув, похоже, разочаровался. — Впрочем, я и не ждал особо. Практики у тебя нет, вот что. Там, в зале, ты случайно увидел, попал, можно сказать, в канал. На картину надо смотреть не всматриваясь, не пытаясь вышелушить изображение. Нужно ввести себя в транс, в особое состояние сознания, как йоги делают.
— Я не йог, — пожал плечами Леон.
Галерейшик фыркнул:
— Да я тебе не предлагаю на гвозди садится. Вон, на диван садись, расслабься. Вообще не смотри на картину, думай о чем-нибудь приятном. — Гув отошел к шкафчику за мольбертом. — Сейчас я тебе кое-что дам, чтобы правильно торкнуло. Надо тебе мозги разгрузить.
Ну, естественно, теперь речь зашла о травке, или еще о чем похуже. Богема…
— А где Виктор?
— Носит его где-то со вчерашнего дня.
— Он что, ночевать не приходил?
— Не-а. — Гув вынырнул из-за мольберта, в одной руке он держал жестяную коробочку, в другой — стеклянный кальян. — Чего так смотришь? Я тебя не отравлю.
— А телефон у него есть?
— Есть, только он его отключает. Так тебе картинки нужны или Вик? Картины я тебе покажу, а Вик, извини, не на цепи у меня сидит. Вольный художник, иттить его… Э! а вот, похоже, и он. И не один.
Европа лежит в руинах после разрушительной и кровопролитной войны начала века. Но это не та Европа, которую мы привыкли видеть на картах, и не та война, о которой мы читали в учебниках. На руинах разрозненных европейских монархий маги творят свое единое государство, Магистерий. Люди же строят трансконтинентальные лайнеры и огромные корабли, развивают производство, и для этого всем и каждому нужна не нефть, как можно бы подумать, а абсолют — материализованная благодать, которая движет поезда и големов, на которой работают холодильники и артефакты. Среди послевоенной разрухи набирает силу Магический Надзор, лютует Инквизиция.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Платье из лунного света, золотая свирель в руках... Дар или проклятье?Королевские тайны, интриги, заговоры и покушения... Магия или простое человеческое коварство?Кто она, девушка с золотой свирелью в руках? Знахарка, волшебница, навья?Она умерла четверть века назад... и вернулась. Вернулась с Той Стороны, чтобы отдать долги — и снова задолжать.Прошлое протягивает руки к настоящему, настоящее заглядывает в глаза прошлого, тайны раскрываются, умножая загадки, миры накрепко вплетены друг в друга, и по этой канве сверкающей нитью вышивает свою историю золотая свирель.
Городская фентэзи-ретро. Прошло пятнадцать лет с окончания гражданской войны, которая восстановила легендарную монархию и включила в человеческий социум волшебных союзников-фейри. Но кто-то где-то поворачивает невидимые рычаги, бросает камешки в воду — и в мир людей прорывается Полночь. Бывший сапер, а теперь мирный художник Рамиро Илен и его друг и однополчанин, сумеречный фейри День оказываются по разные стороны баррикад. Королева маленькой приморской страны продает душу за свою землю и свой народ, но увы, этого недостаточно.
Повесть написана в соавторстве с Шаттом (Александр Малков)Ярослава Кузнецова известна поклонникам фантастики как автор фэнтези и художник-иллюстратор, однако известность эту она приобрела в основном благодаря интернет-публикациям. Пишет под псевдонимом Амарга.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.