Dementia - [5]
— Вы увидели, да? — кто-то схватил его за рукав. — Увидели? Я наблюдал за вами, вы увидели!
Леон прижал ладони к лицу и выдохнул, наконец. Его продолжали теребить:
— Я знаю, это шок, я сам в первый раз заорал! Вы понимаете, да? Это шок! Это удар, взрыв! Вы понимаете?
Леон секунду смотрел в смуглое возбужденное лицо, не узнавая. Белые зубы, темные глаза, на лбу прыгает витая прядка. Яркий платок на шее, бархатный пиджак. Где-то он уже мелькал. Где-то эта рожа…
— Пробрало вас, да? Пойдемте, вам надо выпить. Я тут ходил, наблюдал. Ни одна сволочь не увидела. Смотреть не хотят. Не хотят, уроды. У них такое под носом! Линда видела, я, да вы. И все, больше никто. Надо выпить.
— Чье это? — спросил Леон. Голос у него звучал сипло и невнятно.
— Виктор Бертран. Это его работа. Он принес ее Линде, и Линда ее купила. Единственную работу. Остальные покупаю я.
Леон, стараясь не смотреть на холст, шагнул к картине и взглянул на табличку, прикрепленную к раме.
"Полет осы над цветком граната за минуту до пробуждения".
Полет осы!
Год… два года назад. Она была нарисована два года назад.
— Реплика в сторону знаменитой картины Дали, — объяснил пижон в бархатном пиджаке. — Помните, где лежит обнаженная Гала и идут слоны на комариных ногах?
Леон никаких слонов не помнил, но кивнул.
— Пойдемте, — улыбался пижон. — Пойдемте в буфет. Я познакомлю вас с Виктором. С автором работы.
Я хочу видеть ненормального, который это нарисовал, подумал Леон. Потому что нормальный человек такого не нарисует.
Маньяк?
Но картине уже два года. Почему маньяк вылез сейчас?
— Он немного странный, — тараторил пижон. — Но ему можно, он гений. Поэтому пьет много. Плохо, конечно. Я беру у него все работы, все, которые он напишет. И средненькие, и полный отстой — все беру. Чтобы к другому не ушел. К Линде, например.
— Вы галерейщик?
— Ах, черт, я не представился! Гув Гровнер, галерея "Мист", — он протянул визитку на очень хорошей бумаге грифельно-серого цвета. — Я видел вас у Линды пару дней назад.
— Леон Оркотт, студент.
У Леона имелась легенда, но пижон в бархатном пиджаке ею не заинтересовался. Он вытащил Леона в холл, а из холла — в буфетный зал, где уже нашли пристанище большинство гостей миссис Рамирес.
— Он может где-то шляться, но, скорее всего, здесь сидит. Ага, я был прав. Виктор! Смотри кого я тебе привел!
Этого типа Леон тоже видел. Тогда же и там же. На этот раз недоразумение с пирсингом натянуло на мослы тесную кожаную водолазку без рукавов, а предплечья у него были замотаны черными кожаными ремнями на манер бинтов. Полное ощущение, что это чудо вскрывало себе вены.
Чуду было хорошо за сорок. Редкие, мышиного цвета волосики, проколотые брови и переносица, измученное лицо и вселенская скорбь в глазах. Но голые руки оказались очень даже ничего. Не слабак, оценил Леон. Тощий, потрепанный, но не слабак.
Глаза, конечно, безумные.
Он? Не он?
— Вик, этот парень глядел на "Полет" и все видел! Я следил за ним. Он аж подпрыгнул. Вик, представляешь?
Художник смерил Леона безучастным взглядом и отвернулся к стойке. Меж ладоней он катал полупустой стакан. Рядом в пепельнице дымилась забытая сигарета.
— Я должен радоваться?
— О, черт, у нас опять депрессия. Леон, скажите ему что-нибудь про картину.
— Она меня потрясла, — честно признался Леон. — Я правда подпрыгнул.
— О, господи, — пробормотал художник. — Гув, ты мне надоел. Отвали.
— Ну ладно, ладно. — галерейщик наклонился и шепнул Леону: — Расшевели его, будь другом. А то опять напьется.
Бархатный пиджак канул в толпу.
— Я угощу? — улыбнулся Леон. По-правде говоря, через силу улыбнулся. От недоразумения с голыми руками его коробило. — Эй, приятель! Две по полторы!
— Это не картина, — буркнул Виктор, не поднимая головы. — Боже мой, сколько можно повторять. Нашли забаву! Рисуй, рисуй, рисуй! Не цветочки-пейзажики, нет, а вот это, вот это самое, от чего волосы дыбом…. Вот его рисуй, и побольше! Но ведь это не картины. Не картины это, черт вас всех дери!
— А что?
— Клетки.
— Клетки?
— Да.
— Для кого?
— Для нее.
— Для нее?
— Для твари.
— Для какой твари?
Леон подтолкнул страдальцу новый стакан. Руки у Виктора тряслись. Он взял стакан, повернулся к Леону, моргая голыми веками без ресниц:
— Я думал, что поймал ее. Но не поймал. Нет. Или она сбежала. Теперь это просто клетка. Пустая клетка. С наживкой. Гув дурак. И ты дурак. Подумаешь, клетку увидали, тоже мне, достижение! Тащитесь с пустой клетки как кретины. Твари там нет. Ни хрена там нет.
Взгляд его на мгновение сделался жестким, затем снова расплылся, расфокусировался. Вик хлебнул из стакана, и его перекосило, словно спиртное оказалось отвратным на вкус.
— Надо новую клетку делать.
— А как ты ее делаешь?
Вик коротко рассмеялся.
— Беру шесть сосновых досок и сбиваю гроб. Обтягиваю его холстом. Из белого цинка и жженой кости ставлю решетку. Кладу наживку из запекшийся крови. Добро пожаловать, мое безумие. Страшно?
Леону не было страшно. Леону было противно. Настолько, что все внутри сжималось в комок. Скрутить его здесь, при всех? А что я предъявлю в качестве доказательств? Картину, которую видят три человека? Лепет полупьяного шизофреника?
Европа лежит в руинах после разрушительной и кровопролитной войны начала века. Но это не та Европа, которую мы привыкли видеть на картах, и не та война, о которой мы читали в учебниках. На руинах разрозненных европейских монархий маги творят свое единое государство, Магистерий. Люди же строят трансконтинентальные лайнеры и огромные корабли, развивают производство, и для этого всем и каждому нужна не нефть, как можно бы подумать, а абсолют — материализованная благодать, которая движет поезда и големов, на которой работают холодильники и артефакты. Среди послевоенной разрухи набирает силу Магический Надзор, лютует Инквизиция.
Мир "Золотой свирели" и "Чудовых лугов". Городская фентези-ретро. Первая книга целиком.
Платье из лунного света, золотая свирель в руках... Дар или проклятье?Королевские тайны, интриги, заговоры и покушения... Магия или простое человеческое коварство?Кто она, девушка с золотой свирелью в руках? Знахарка, волшебница, навья?Она умерла четверть века назад... и вернулась. Вернулась с Той Стороны, чтобы отдать долги — и снова задолжать.Прошлое протягивает руки к настоящему, настоящее заглядывает в глаза прошлого, тайны раскрываются, умножая загадки, миры накрепко вплетены друг в друга, и по этой канве сверкающей нитью вышивает свою историю золотая свирель.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Городская фентэзи-ретро. Прошло пятнадцать лет с окончания гражданской войны, которая восстановила легендарную монархию и включила в человеческий социум волшебных союзников-фейри. Но кто-то где-то поворачивает невидимые рычаги, бросает камешки в воду — и в мир людей прорывается Полночь. Бывший сапер, а теперь мирный художник Рамиро Илен и его друг и однополчанин, сумеречный фейри День оказываются по разные стороны баррикад. Королева маленькой приморской страны продает душу за свою землю и свой народ, но увы, этого недостаточно.
Повесть написана в соавторстве с Шаттом (Александр Малков)Ярослава Кузнецова известна поклонникам фантастики как автор фэнтези и художник-иллюстратор, однако известность эту она приобрела в основном благодаря интернет-публикациям. Пишет под псевдонимом Амарга.
Известно, что для охоты за беглецами, ушедшими в океан, чтобы избежать порабощения Юпитером, были созданы так называемые «русалки». Они с блеском выполнили свою задачу, но что с ними будет теперь?
Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Дример — устройство, позволяющее видеть осознанные сны, объединившее в себе функционал VR-гаджетов и компьютерных сетей. В условиях энергетического кризиса, корпоратократии и гуманистического регресса, миллиарды людей откажутся от традиционных снов в пользу утопической дримреальности… Но виртуальные оазисы заполонят чудища, боди-хоррор и прочая неконтролируемая скверна, сводящая юзеров с ума. Маркус, Виктор и Алекс оказываются вовлечены в череду загадочных событий, связанных с т. н. аномалией — психокинетическим багом дримреальности.
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.