Демаскировка - [2]

— Нет, благодарю. Я хотел бы сразу осмотреть место преступления.

— Вам придётся пересесть на мула. Лошадь казённая, полагаю? Они не приучены ходить по нашим горам. — Барон оглянулся на слуг, что безмолвно сидели в сёдлах с низко надвинутыми на лбы шлыками. — Зданко! Отдай мула господину сыщику, а его лошадь отгони на почту. — Он дёрнул повод, заставив свою кобылу посторониться, освобождая дорогу. — Прошу, сударь.

Они ехали гуськом по горной тропе. Оставив внизу затопленное туманом, погружённое в тень ущелье со всеми его сложно ветвящимися распадками, всадники понимались вдоль доломитовой стены. В вышине, куда вела тропа, утреннее солнце уже заливало скалы, рассечённые трещинами, изъеденные карровыми бороздами. Их сахарная белизна, оттенённая синевой расщелин и чернотой можжевельника, почти слепила глаза. Мул Гренцлина уверенно карабкался вслед за серой кобылой Морбонда, в нос так и шибал запах ее пота и навоза.

— Ваша милость… — Барон не услышал, и Гренцлин повысил голос: — Ваша милость! Скажите, это единственный путь к месту преступления?

Барон оглянулся и бросил на инвестигатора хмурый взгляд.

— Для скота и конных — да, но пешком можно пройти по нескольким горным тропам. А почему вы спросили?

— Я хотел бы установить, какой дорогой пришли убитые.

— Не этой, уверяю вас.

— Откуда это известно вашей милости?

— Я тоже полюбопытствовал, какой дорогой они пришли. И послал людей проверить все тропы. С другой стороны гор, за Вратами Ангелов, есть обрыв. Под ним нашли сорвавшегося человека. Не местного. Думаю, это был третий из их шайки.

— Вы об этом не писали в письме, ваша милость.

— Его нашли только вчера. Одним словом, нет, они пришли другим путём. Не через мою землю, — подчеркнул Морбонд.

— Но дальше им пришлось бы идти через вашу.

Барон осадил лошадь и резко повернулся к инвестигатору.

— На что вы намекаете, господин коллежский — как вас там — адъютор? Что они рассчитывали на содействие моих людей?

— Ваша милость… — Гренцлин примирительно поднял ладонь.

— Я знаю тут всех! Всех до последнего подпаска! — Колючие глазки Морбонда горели яростью. — У каждого знаю всю подноготную! Никто, слышите, никто из моих людей не стал бы помогать врагам короля! Мы все тут стоим за его величество! Даже во времена Контроверсии мы сохраняли верность короне! За каждого слугу, каждого кмета я ручаюсь как за себя!

— Прошу прощения, если я неудачно выразился, ваша милость… — Гренцлин перевёл дыхание и заставил себя говорить медленнее, отчётливее. — Клянусь, я ни секунды не имел в виду усомниться в верности его величеству вас и ваших людей.

Барон кивнул.

— Не стоит извиняться, сударь. Это я прошу меня извинить за чрезмерную горячность.

Они поехали дальше в неловком молчании. Ущелье сужалось клином, сглаживалось, сходило на нет по мере подъёма к перевалу. Солнце всё жарче пекло, но воздух становился свежее, холодный встречный ветер усиливался. Синие тени останцов давали прибежище последним островкам весеннего снега.

— Господин коллежский… как вас там… адъютор! — неожиданно приветливо возобновил беседу барон. — Вы человек образованный, судя по манере разговора. Где изволили учиться?

— В Винденском схолариуме теосевитов, ваша милость. — Гренцлин чувствовал, что барон готовит какой-то подвох, но твёрдо решил держаться в формальных рамках.

— Прекрасная школа! Я, вы знаете, немолод, но человек просвещённый, широких взглядов. Полагаю, что образование способно пробудить и развить благородство души даже в человеке самого подлого сословия. И вот что меня удивляет в людях вроде вас: неужели вам нравится служить шпиком?

Гренцлина передёрнуло, хотя он почти привык к такому отношению со стороны знатных особ.

— В службе королю нет бесчестия, ваша милость.

— Я не говорю с вами о чести, сударь. Я говорю о ваших чувствах. Подглядывать, подслушивать, читать чужие письма, копаться в грязном белье, якшаться с ворами и убийцами… Запугивать, подстрекать, пытать… Пусть во благо короля и государства, но неужели вам всё это не отвратительно?

— Поверьте, ваша милость, я не занимаюсь ничем из перечисленного.

— Разумеется, теперь уже нет. Теперь это делают для вас другие. — Барон откровенно наслаждался беседой. — А в начале карьеры?

— Ваша милость, вы несколько предвзяты. Наша служба гораздо скучнее, чем многие воображают себе.

— Скучнее? То есть вся эта мерзость представляется вам потехой? Вы жалеете, что ваша жизнь не так преступна, как вам хотелось бы? Тут уж мне и добавить нечего.

Гренцлин промолчал, позволив барону торжествовать маленькую победу. Они поднялись к самой седловине перевала. Ветер неистово трепал разноцветные ленты на кривом можжевельнике — приношения безымянному духу места. Барон остановился. Ветер рвал с плеч и полоскал его сине-белый плащ. Гренцлин выехал вперёд, наклоняясь, придерживая шляпу, и встал конь о конь с Морбондом.

— Вот она, Морбондская полонина. — Барон гордым жестом обвёл открывшийся за перевалом ландшафт. Плоское дно обширной карстовой котловины со скалистыми стенами покрывали перемежающиеся пятна грязного снега, жухлой прошлогодней травы и голого известняка. — Сейчас тут никто не живёт, но после Троорловой седмицы пастухи отгоняют сюда скот на всё лето… А это Летняя башня.