Деловые письма. Великий русский физик о насущном - [100]
Возьмем далее тех партийных товарищей, которых Вы посылаете работать с учеными и которые, если хорошо подобраны, могли бы прекрасно перевоспитать нашу ушедшую от жизни ученую среду. Ведь все время среди них обнаруживаются такие товарищи, за которых краснеть приходится. Я это по своему опыту знаю. Ведь того заместителя, которого мне вначале дали, я не могу иначе назвать, как совсем беспринципным человеком. Теперешнего же моего «зама», лучше которого я себе не желаю, я сам себе нашел[188]. Правда, когда я его попросил, было сделано все, чтобы я его заполучил. И я уверен, если бы у всех директоров институтов Академии наук были бы такие же замы, как у меня, то дух Академии наук совсем бы изменился.
Что Вы сделали, чтобы перевоспитать Лузина? Ничего. А чего достигнет эта статья в «Правде»? Либо он еще слащавее заговорит, либо у него произойдет нервное расстройство, и он прекратит научно работать. Только перепугаете, больше ничего. Пугать надо опасных врагов. А разве Лузины опасны Советскому Союзу? Новая конституция лучше, чем что-либо другое, показывает, что Союз достаточно мощен, чтобы не бояться Лузиных.
Но вот, имея в руках все хозяйственные достижения, политические завоевания, которыми располагает наш Союз, я не понимаю, как можно не перевоспитать любого академика, каким бы он ни был, стоит только внимательно взяться и подойти индивидуально. Пример – хотя бы Павлов. А крупных ученых у нас не так много, чтобы за это дело трудно было бы взяться.
Николай Николаевич Лузин (1883–1950) – советский математик, член-корреспондент (1927), академик АН СССР (1929)
Из всех этих соображений я не могу понять, какой тактический смысл статьи в «Правде», и вижу в ней только вредный шаг для нашей науки и для Академии, так как это не перевоспитает наших ученых и не подымет их престиж в стране.
А если к этому прибавить, что имя Лузина достаточно хорошо известно на Западе, чтобы такая статья не прошла незамеченной. Благодаря своей слабости и неубедительности [она] может быть комментирована самым разнообразным и нелепым образом.
Видя вред всего случившегося для науки в Союзе, я считаю, что я должен об этом написать Вам[189].
П. Капица
Москва, 28 марта 1937 г.
Два года назад, когда я взял на себя организацию Института физических проблем, мы тщательно обсуждали с В. И. Межлауком вопросы кадров. Мы достигли полного единодушия, считая, что в институте должны быть созданы такие условия для научных работников, при которых им не приходилось бы думать о совместительствах, так как совместительство является одним из основных недостатков организации нашей научной работы. Это положение неуклонно проводилось при организации института, и в данный момент ни один сотрудник, начиная от директора, не занимается совместительствами.
С этого месяца ко мне идет работать тов. Л. Д. Ландау – доктор физики, один из самых талантливых физиков-теоретиков у нас в Союзе. Цель его привлечения – занятие всеми теоретическими научными вопросами, которые связаны с экспериментальной работой нашего института. Опыт показывает, что совместная работа экспериментальных работников с теоретиками представляет собой лучшее средство, чтобы теория не была оторвана от эксперимента и в то же время экспериментальные данные получали должное теоретическое обобщение, а у всех научных сотрудников воспитывался широкий научный кругозор.
Л. Д. Ландау работал в Украинском физико-техническом институте, получая там оклад 1500 руб., и одновременно заведовал кафедрой в Харьковском университете, читая там общий курс и получая за это еще 200 руб. Основываясь на договоренности с тов. В. И. Межлауком, я просил президиум Академии наук СССР утвердить ему суммарный персональный оклад в 1700 руб. Президиум Академии наук СССР отказался это сделать и установил ему оклад в 1500 руб., основываясь на том, что педагогическую работу нельзя рассматривать как совместительство.
Такое решение президиума Академии наук СССР имеет очень большое принципиальное значение вообще, а в особенности для нашего института. Очевидно, что после такого решения я не могу запретить Л. Д. Ландау взять на себя любую педагогическую нагрузку, иначе он окажется в худших материальных условиях, чем в Харькове. Этим создается прецедент и для всех остальных сотрудников института, я не в силах буду приостановить их педагогические совместительства, а это испортит весь рабочий дух, так тщательно создававшийся в продолжение этих двух лет.
Ввиду того что упомянутое решение президиума Академии наук, как мне кажется, противоречит основной договоренности с В. И. Межлауком об организации работы руководимого мной института, я считаю возможным апеллировать к Вам с тем, чтобы президиум Академии наук СССР пересмотрел свое решение.
Мои взгляды и политика в отношении совместительств, проводимые в институте, были все время следующими:
Институт есть всецело научное учреждение, и все его работники должны полностью сосредоточиться на тех научных проблемах, перед которыми они поставлены, отдавая им все силы. Они должны быть обеспечены так, чтобы не думать ни о каких побочных заработках.
