Деловое общение, или Школа жизни - [2]
Вскоре мне вместе с Тамарой, которую я очень любил, пришлось разбирать вещи, оставшиеся после другой, умершей тети. Эта другая тетя всю жизнь маялась оттого, что у нее не поднималась рука хоть что-нибудь выбросить, и у каждого из нас, у Тамары и у меня, имелись в этой связи особые надежды. В просторной квартире я ощущал себя капитаном Марриетом, который на своем крейсере исследует один остров сокровищ за другим. Первым островом — отдать якорь! — была гостиная. Искатель приключений явился сюда в коротких бриджах с глубокими карманами, однако разыскать хоть сколько-нибудь достойную добычу ему не удалось. Второй остров — ванная — оказался настоящим архипелагом, полным раздавленных тюбиков из-под крема, баночек и коробочек, непригодных для обмена. Потом я обнаружил атолл — спальню, загроможденную старыми перинами, подушками самых причудливых форм (в ретроспективе — точь-в-точь незаконченная работа Барлаха), коллекцией матрасов. В конце концов на ночном столике — на капитанском мостике захваченного мною вражеского корабля — я увидал стакан с водой, в котором плавал перламутрово-белый, доброжелательно ухмыляющийся зубной протез. Воду я вылил под матрасы, сказал себе, что погибший капитан, скорее всего, уже не нуждается в протезе, и завернул свою добычу в носовой платок, после чего она исчезла в правом брючном кармане. Остальные находки были не ахти: медицинский градусник с присохшим к наконечнику комочком капитанского кала (или тетушкиных испражнений), старая чайная ложка, увы, не из серебра, а из дешевого сплава, и некая брошюра, заглавием которой служил обоснованный вопрос: «Зачем умирать так рано?» Под готическими печатными буквами заглавия совсем другим, мелким и аккуратным, почерком был вписан завет покойной тети: «Да, зачем!» — с пламенным восклицательным знаком. Потом я вломился в капитанский платяной шкаф, но и там не нашел ничего особенного, только кружевные перчатки на очень маленькую руку и в углу дохлую мышь. Она лежала на боку, высохшая и легкая как перышко, сложив передние лапки, будто молилась. Задние лапки вытянуты, словно, отбегав свое, они сами согласились на бессрочную паузу. Я даже не знал, хочу ли обменять эту мышь, она тоже казалась тетушкиным прощальным напутствием; однако обменные сделки всегда оставались для меня загадкой, потому что трудно было заранее угадать, что именно, для кого и почему окажется — или не окажется — соблазнительным.
Я предложил протез моему другу Виолу — пирату, владевшему многими сокровищами. Но тот отказался, сославшись на изношенность товара. Тогда я предложил ему в довесок к протезу мышь, но мышь он тоже не хотел брать даже как довесок — видимо, дохлых мышей тогда можно было запросто найти в любом доме. Мышиную мумию я похоронил, использовав в качестве саркофага зеленую пластмассовую мыльницу, и с тех пор каждый вечер после чтения «Германских героических саг» произносил языческую молитву за процветание обменной торговли.
Сын учителя Закона Божьего предложил мне за протез четыре марки. Я согласился — может, он надеялся с помощью протеза одолеть свои прыщи — и на вырученные деньги купил себе первые в моей жизни комиксы: «Дональд Дак», «Принц Железное Сердце» и «Тарзан у обезьян». Под кроватью в нашей крохотной мансардной квартирке я хранил сундук с сокровищами, куда и прятал свои драгоценные находки, но с точки зрения меновой торговли это все были вещи бесполезные, недостойные того, чтобы стать частью товарооборота: изглоданный муравьями череп утки; один настоящий ружейный патрон, меновый эквивалент которого я не мог определить даже приблизительно; старый металлический штык; таинственная дудочка — как я узнал позже, манок для уток, но с неправильным, отпугивавшим их звуком; кобальтово-синий флакон от духов Soir de Paris, который я часто нюхал, для обмена непригодный; книжка греховно-алого цвета, иллюстрированное издание бальзаковского романа «Блеск и нищета куртизанок» — уже само слово «куртизанки» обладало в моем представлении неизъяснимым блеском; костяная дамская шпилька с изящными надкусами на ней; сиротливое павлинье перо; несметное множество ракушек и улиточных домиков — естественно, из тетушкиного наследства; молочные зубы — четыре коренных и один резец — моей подружки Армгард из вальдорфской школы.
Как раз когда я читал о приключениях принца, о его юности и первых рыцарских забавах (и рассматривал многоцветные иллюстрации, выполненные методом глубокой печати) — а встреча героя с прекрасной Алетой еще только предстояла в далеком будущем, — обнаружилась пропажа протеза. Поскольку вряд ли кто-то захотел бы воспользоваться жевательным инструментом усопшей, я не совсем понял причину всеобщего возбуждения, но после долгого допроса все же признался в содеянном. Мне пришлось потребовать протез назад, вернуть полученные за него четыре марки, а комиксы отдать моей матушке, которой они были совершенно ни к чему, поскольку она предпочитала читать «Двух человек» Фосса или «Святую и ее шута» Агнес Гюнтерс. В итоге я оказался в проигрыше. Мораль восторжествовала, протез отправился обычным путем всех никому не нужных земных вещей, однако цену, которую меня заставили заплатить, я находил чересчур высокой. Друг на меня обиделся, у меня не осталось ни объекта для будущих обменных сделок, ни комиксов, которые были сожжены. К сожалению, я потерял из виду и другого моего друга, Виола, у которого торговля шла вовсю — он менял переводные картинки на сигаретные этикетки, большую серию «Наша прерия» на «Женщин Востока» (чрезвычайно потрепанных), патроны на пластилиновые фигурки индейцев, стеклянные шарики на продукты и т. д. Виол, властелин целой процветающей торговой империи… Позже он занялся операциями с металлоломом и стал настоящим миллионером, а начиналось все просто с собирания похожих по форме предметов.
Александр Кабаков – прозаик, журналист; автор романов «Все поправимо», «Последний герой», повестей «Невозвращенец», «Беглец», сборника рассказов «Московские сказки».Сандра Ливайн – американская писательница, автор сборника детективов и… плод воображения Александра Кабакова. «Моему читателю не надо объяснять, что повести Сандры Ливайн включили в книгу моих рассказов не по ошибке – я ее родил, существует эта дама исключительно на бумаге. Однако при этом она не менее реальна, чем все персонажи рассказов, написанных от моего имени в последние годы и включенных в эту книгу.Детективы Сандры Ливайн и другие мои фантазии на сиюминутные темы – две стороны одного мира».
У него за спиной девять жизней и двадцать тысяч миль на колесах — этот кот заставил свою хозяйку поволноваться. Когда Сьюзен Финден принесла домой двух новых питомцев, одному из них не хватило смелости даже выбраться из своего укрытия под кроватью. Но совсем скоро Каспер стал подолгу пропадать на улице, и гулял он, как выяснилось, не пешком… Свою историю, тронувшую сердца миллионов людей по всему миру, кот-путешественник расскажет сам!
Роман «Минское небо» повествует о столкновении миров: атомно-молекулярного и виртуального, получившего в книге название «Семантическая Сеть 3.0». Студент исторического факультета Костя Борисевич внезапно обнаруживает, что он является не простым белорусским парнем, а материализовавшейся компьютерной программой Kostya 0.55. Грани между мирами в сознании парня постепенно стираются, а в водоворот чрезвычайных событий втягиваются его друзья и соседи по съёмной квартире: вечно пьяный Философ, всезнающий мизантроп Ботаник и прекрасная девушка Олеся, торгующая своим телом в ночных клубах.
Замучили трудности в общении с лицами мужской национальности? Никак не можешь завести в доме порядочное существо на букву «М»? А может быть, между вами любовь, чувства, ла-ла? Да только он предпочитает не тихо-мирно сидеть у тебя под юбкой, а только изредка туда заглядывать? И с редкостным упорством выносит твою зубную щетку из своего дома? Или тебя можно поздравить: тебе посчастливилось обзавестись новеньким мужчиной — почти без пробега или совсем чуть-чуть подержанным? И теперь ты озабочена, как бы часом не испортить свое приобретение неправильной эксплуатацией? Во всех перечисленных случаях эта книжка — как раз то, что тебе надо! Журналистка «SPEED-Info» Жанна Голубицкая утверждает: любовь по определению не может быть провальным проектом. Из любого мужчины — если уметь с ним правильно обращаться! — может получиться не только нормальный человек, но и достойный спутник жизни.
Курочка Ряба снесла, как ей и положено по сказочному сюжету, золотое яичко. А дальше никаких сказок — один крутой реализм, столь хорошо знакомый читателям и почитателям Анатолия Курчаткина. Золотая лихорадка по Джеку Лондону — с ночной пальбой и нападениями на инкассаторов — что ни говорите, не самый традиционный сюжет для российской сельской глубинки. Но трясет-то эта лихорадка героев вполне нашенских — сочных, гоголевских, знакомых до боли… Ни один из них не выйдет без потерь из битвы за золотые скорлупки.