На следующее утро, ровно в девять тридцать, Делла Стрит доложила Перри Мейсону:
– Явился доктор Денэйр.
– Девушка с ним? – отозвался Мейсон.
Делла кивнула.
– И как она с виду?
Делла Стрит секунду поколебалась, затем сказала:
– Хороша собой.
– Что-нибудь еще?
– Скромница.
– По-настоящему или строит из себя?
– Ну, ты знаешь, у нее красивые ноги, но она их прячет; соблазнительные формы, но она их не выпячивает; прекрасные глаза, но она ходит, потупив взор; точеные кисти рук, но она их держит на коленях.
Мейсон кивнул и сказал:
– Я выйду их встретить, Делла.
Он прошел в приемную, обменялся рукопожатием с доктором Денэйром, привычно спросив его: «Как дела, Берт?» Затем был представлен Надин Фарр.
Адвокат провел их в свой офис и, убедившись, что оба удобно расположились в креслах, сказал:
– Полагаю, мисс Фарр, вы спрашиваете себя, зачем вы здесь?
Надин подняла ресницы. На секунду ее глаза открылись взору адвоката. Затем она снова опустила ресницы и промолвила:
– Доктор Денэйр сказал, что я должна сюда прийти. Думаю, это часть лечения.
Доктор негромко прочистил горло:
– Дело обстоит так, мисс Фарр. Как ваш лечащий врач, я чувствую, что вас что-то беспокоит, угнетает. Как врач, я, возможно, смог бы определить природу вашего беспокойства, но, боюсь, я не сумею справиться с последующими затруднениями, каковы бы они ни были. А мистер Мейсон – адвокат. Он один из самых лучших юристов на всем Западном побережье. Я установил, что кое-что весьма тревожит вас. Если вы расскажете мистеру Мейсону, что именно, то, возможно, он сможет помочь вам.
Девушка растерянно посмотрела на Мейсона и покачала головой.
– Извините, – сказала она. – Но… Я теряю аппетит. Я плохо сплю… Доктор Денэйр говорит, что меня что-то тревожит, и я думаю, это действительно так, но даже ради спасения жизни я не могу сказать, что это такое.
Мейсон смотрел на ее оценивающе.
– Возможно, – начал доктор Денэйр, – я могу сказать мистеру Мейсону нечто такое, что…
– Не сейчас, – резко прервал Мейсон.
Доктор Денэйр посмотрел на него вопросительно. Мейсон произнес:
– Мы должны твердо договориться об одном. Если мисс Фарр сочтет нужным мне что-нибудь сказать, то это должно рассматриваться как конфиденциальная информация. Она должна попросить, чтобы я, как адвокат, представлял ее интересы. Она сама должна сказать мне, что ее беспокоит.
Надин Фарр нервно рассмеялась.
– Извините, мистер Мейсон, я как-то не могу ничего придумать – никакой видимой причины, по которой мне надо было бы обращаться к адвокату…
Мейсон и доктор Денэйр переглянулись.
– А не может ли быть так, что вы попали в какую-нибудь запутанную ситуацию, которая и вызывает эмоциональную напряженность? – осторожно предположил Мейсон.
– Нет, – ответила Надин, опуская глаза.
– Вы влюблены в кого-нибудь? – спросил Мейсон.
Девушка глубоко вздохнула, ее груди качнулись. Снова открылись выразительные, но кроткие глаза.
– Да, – сказала Надин и опустила ресницы.
– И возможно, – продолжал Мейсон, – в связи с этой любовью вы пережили какую-то трагедию?
Она снова посмотрела ему прямо в глаза, затем перевела взор на доктора Денэйра. Беспокойно поерзала в кресле.
– Почему бы не рассказать ему обо всем, Надин? – спросил доктор Денэйр.
Она сказала:
– Я чувствую себя бабочкой на булавке, которую ученые разглядывают сквозь увеличительное стекло.
– Это для вашей же пользы, – мягко заверил доктор Денэйр. – Мы пытаемся помочь вам, Надин. И только.
Девушка подняла глаза на Мейсона. Ее лицо внезапно совершенно изменилось. Скромница куда-то исчезла. Ее глаза сверкали. Ноздри слегка расширялись и подергивались от переполнявших ее чувств. Она сказала:
– Ну ладно, пусть я бабочка! Но я тоже человек! И чувства у меня человеческие! Как бы вы чувствовали себя, если бы любили кого-то и этот кто-то отвечал бы вам взаимностью, а затем некто третий, кто держит вас в своих руках ужасной, стальной хваткой, приказал вам уйти из жизни того человека? Сказал, что вы должны бесследно исчезнуть и никогда, никаким образом не общаться с человеком, которого любите?..
Последние слова Надин уже выкрикивала.
– Это, – сказал доктор Денэйр, – уже лучше. Если вы сможете выплеснуть свои подавленные чувства, Надин, если вы сможете нам все рассказать, возможно, даже немного поплакать, это снимет с вас эмоциональное напряжение.
– Я не плакса, – ответила Надин, – и умею держать удар. Но вы такие самодовольные, такие самоуверенные, вы завоевали высокое положение в жизни, вы имеете привилегии… так вот, попытайтесь поставить себя на мое место!
– Кто вам сказал, что вы должны исчезнуть, Надин? – мягко спросил доктор.
Она начала было что-то говорить, но передумала и покачала головой. Поерзала, поудобнее устраиваясь в кресле, снова превратившись в юную леди – тихую, скромную, застенчивую.