Глаза Мейсона сузились.
– В убийстве?
– По всей видимости.
– По всей видимости?! Почему ты так сказал?
– Потому что в данную минуту я не знаю, как интерпретировать и оценить результат.
– Ты можешь в точности повторить, что она сказала? – спросил Мейсон. – Ты делал заметки или?..
– Гораздо лучше, – заявил доктор Денэйр. – Я записал все, что она говорила, на магнитофон. Конечно, кое-какие слова ты разберешь с трудом. Пациент в таком состоянии часто бормочет весьма неразборчиво, как во сне. В этом-то и преимущество использования магнитофона. Мы сможем прокручивать ленту снова и снова, пока полностью не расшифруем весь текст. Однако юная особа говорила весьма членораздельно, когда поведала об этом странном случае.
– Что за средство ты использовал? – спросил Мейсон.
– Комбинацию разных лекарств. С помощью наркотических средств я погрузил ее в бессознательное состояние. Затем, когда пациентка стала из этого состояния выходить, я использовал слабый раствор пентотала натрия и в то же время применил ментальный стимулятор, чтобы вызвать у нее желание говорить. Таким образом, клетки коры головного мозга оказались в конфликтной ситуации. Летаргия физического тела сочеталась с определенным желанием говорить. Это очень точно сбалансированное состояние, которое можно поддерживать в течение нескольких минут. Иногда дольше. Зависит от индивидуальности пациента. – Доктор Денэйр снял с магнитофона крышку, воткнул шнур в розетку и щелкнул переключателем. – Я хочу, чтобы ты послушал внимательно и полностью, – сказал он.
Перри Мейсон и Делла Стрит прослушали записанный на ленте диалог. Когда запись оборвалась, доктор Денэйр перемотал ленту на начало, выключил магнитофон и закрыл крышку, после чего посмотрел на Мейсона.
– Ну, что скажешь?
– А что ты хочешь услышать?
– Я хочу знать свои законные права и обязанности в данной ситуации.
– Зачем?
– Чтобы знать, что делать.
– Если я скажу тебе, что по закону ты должен передать эту информацию властям, ты это сделаешь?
Доктор Денэйр на минуту задумался, потом сказал:
– Нет.
– Почему?
– Существуют такие понятия, как совесть и профессиональная этика. Закон относительно конфиденциальной информации был принят задолго до появления психиатрии. В наши дни, чтобы исцелить пациента, ты должен проникнуть в самые глубокие тайны, запрятанные в его мозгу. Я посвятил свою жизнь искусству исцеления.
– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Судя по всему, ты отдаешь себе отчет в том, что намерен делать. Закона это не касается. Зачем же ты сюда пришел?
Доктор Денэйр потер подбородок.
– Боюсь, для того, чтобы избавиться от ответственности. Чтобы иметь потом возможность сказать, что консультировался с адвокатом.
– Другими словами, – произнес Мейсон, – если бы я сказал тебе, что по закону ты обязан хранить тайну своего пациента и что тебе не следует информировать полицию, то у тебя была бы твердая оборонительная позиция. Ты мог бы тогда смело заявить, что советовался с юристом, после чего следовал его рекомендациям. Я правильно тебя понимаю?
– Именно так, – ответил доктор Денэйр.
– Если же, с другой стороны, – продолжал Мейсон, – я бы ответил, что, согласно закону, у тебя нет другой альтернативы, как только сообщить властям обо всем, до чего ты докопался, то ты отказался бы следовать моему совету. Так?
– Верно.
– И тем самым оказался бы в крайне уязвимом положении. Ты не только утаил бы от властей информацию, но и сделал бы это, будучи поставлен в известность, что, поступая таким образом, нарушаешь закон. Другими словами, становишься соучастником.
– Это осложняет ситуацию. Я пришел сюда, повинуясь порыву, а оказалось, что я сделал свои позиции более шаткими.
– Вот именно, – кивнул Мейсон. – Скажи мне вот что: какова вероятность, что эта женщина сказала правду?
– Думаю, у нас есть все основания полагать, что она говорила правду. Другое дело, что она могла сказать не всю правду. Ее разум был слишком обессилен наркотиком, чтобы что-то объяснять. Поэтому в процессе испытания она инстинктивно избегала всяких сложностей. Она выбирала самый простой вариант ответа, сообщая лишь голые факты, безо всяких объяснений и подтверждений…
– И оправданий, – подсказал Мейсон.
– Можно и так сказать, если хочешь. Она находилась на самой границе сознания. Все тормоза были сняты, ангел-хранитель спал.
Мейсон обдумал услышанное.
– Существует ли хоть малейший шанс, что это так называемое убийство, упомянутое клиенткой, является лишь плодом ее воображения?
– Не думаю.
– Слушай внимательно, Берт. Я спрашиваю тебя: существует ли хоть какая-нибудь вероятность, что преступление, в котором созналась твоя пациентка, является игрой воображения?
– О! – воскликнул доктор Денэйр. – Наконец-то я понял. Да, такая вероятность существует.
– Велика ли она?
– Не слишком, но она определенно есть.
– Тогда, – заявил Мейсон, – если ты изложишь полиции историю убийства, которая после проверки окажется наркотической галлюцинацией, твой пациент получит полное право подать на тебя в суд за клевету и вторжение в область интимных и личных интересов клиента. Разумеется, еще и за разглашение профессиональной тайны, которую ты должен свято сохранять. Это полностью уничтожит твою профессиональную репутацию. А кроме того, неблагоприятно скажется на пациенте. Следовательно, если ты как врач можешь утверждать, что есть хотя бы небольшой шанс, что преступление является лишь порождением накачанного наркотиками мозга, то я вынужден буду посоветовать тебе действовать крайне осторожно и взвешенно. А для начала рекомендую провести тщательное расследование фактов.