Дело всей жизни - [6]

После русско-японской войны иностранцы говорили, что «русские умеют умирать, да только… бестолково». От кого же зависело, чтобы в мировой войне русская армия снискала себе репутацию не только храброй и выносливой, но и умеющей хорошо вести боевые действия? Конечно, прежде всего от правящих кругов. Многое зависело и от командных кадров. В этом легко было убедиться на примере нашего училища. Нежелание его начальства считаться с требованиями времени отражалось прежде всего на подготовке выпускников. Им пришлось постигать многое на фронте, в боевой обстановке, расплачиваясь порой жизнью за легкомыслие и косность их учителей. Правда, в нашей роте полевое обучение, благодаря капитану Ткачуку, побывавшему на фронте, было поставлено значительно лучше, чем в других. Пособия, которыми мы пользовались, устарели. Но и в царской армии были люди, которые понимали необходимость перемен в учебном процессе. Одним из них являлся генерал-лейтенант В. И. Малинко. В 1915 году появилось его «Пособие для подготовки на чин прапорщика пехоты, кавалерии и артиллерии». В нем довольно умело были скомпонованы важнейшие сведения из курсов военной администрации, тактики, артиллерии, стрелкового дела, военно-инженерного дела и топографии. Но пособие вышло в свет уже после того, как я окончил училище.

При поступлении в училище нас зачислили юнкерами рядового звания. Через два месяца некоторых произвели в унтер-офицеры (портупей-юнкеры), а через четыре, в конце мая 1915 года, состоялся выпуск по ускоренному курсу обучения военного времени. Царская армия несла большие потери. Остро не хватало командных кадров, и военно-учебное ведомство торопилось. Однако спешка — спешкой, а служба — службой, так что давно заведенный в училище порядок почти не изменился и в военное время. Распорядок дня у нас был такой. В 5.45 повестка, далее подъем, утренний осмотр, молитва, гимн, чай, занятия. В 12.30 полагался завтрак, потом опять занятия. В 17.45 мы обедали, затем отдыхали и пили вечерний чай. В 21 час в ротном строю мы прослушивали вечернюю зорю, после чего проводились перекличка и осмотр, в 23 часа тушили огни. К этому времени все юнкера, за исключением находившихся в суточном наряде, обязаны были лежать и постели. В город нас отпускали редко. Целый кодекс правил существовал для тех, кто был в увольнении. Запрещалось посещать платные места гулянья, клубы, трактиры, рестораны, народные столовые, биллиардные, бега, торговые ряды на Красной площади и т. д. В театрах и на концертах нам не разрешалось сидеть ближе седьмого ряда партера и ниже второго яруса лож.

По окончании училища нас произвели в прапорщики с перспективой производства в подпоручики через восемь месяцев службы, а за боевые отличия — в любое время. Каждый из нас получил по 300 рублей на обмундирование (существовал обязательный перечень обмундирования. Его приобретало училище под контролем командира роты) и 100 рублей сверх того. Выдали также револьвер, шашку, полевой бинокль, компас и действующие военные уставы. И вот я — 20-летний прапорщик с одной звездочкой на просвете погона. Мне полагалось уметь обучать, воспитывать и вести за собой солдат, многие из которых уже побывали в боях, были значительно старше меня.

Что же я вынес из стен училища? Каким был багаж моих знаний?

Мы получили самые общие знания и навыки, необходимые офицеру лишь на первых порах. Не задумываясь о социальном назначении армии и ее командиров, я считал тогда непременным качеством хорошего командира умение руководить подчиненными, воспитывать и обучать их, обеспечивать высокую дисциплину и исполнительность.

Нельзя сказать, что четырехмесячное воинское обучение прошло для меня даром. Полезно было понять и сам контраст между той обстановкой, в которой я жил до поступления на военную службу, и той, которая окружила меня в училище. Я жадно впитывал все увиденное и услышанное, старался постичь военную премудрость, меня охватывало сомнение, получится ли из меня офицер? Приходилось ломать себя, вырабатывая командирские навыки. Кое-что дали мне устные наставления моих преподавателей. Много получил я в результате чтения трудов видных русских военачальников и организаторов военного дела, знакомства с их биографиями. Я серьезно изучал сочинения А. В. Суворова, М. И. Кутузова, Д. А. Милютина, М. Д. Скобелева.

Я твердо усвоил некоторые истины, вычитанные в трудах названных выше авторов. «Не рассказ, а показ, дополняемый рассказом». «Сообщи сначала только одну мысль, потребуй повторить ее и помоги понять, потом сообщай следующую». «На первых порах обучай только самому необходимому». «Не столько приказывай, сколько поручай». «Наше назначение — губить врага; воевать так, чтобы губить и не гибнуть, невозможно; воевать так, чтобы гибнуть и не губить, глупо». Так советовал герой русско-турецкой войны 1877—1878 годов профессор Михаил Иванович Драгомиров. Кое-какие тезисы я решил сделать твердым правилом на все время военной службы: «Поклоняться знамени». «Служить Отечеству». «Блюсти честь мундира». «Близко общаться с подчиненными». «Ставить службу выше личных дел». «Не бояться самостоятельности». «Действовать целеустремленно». Естественно, что эти тезисы не в полной мере соответствуют нашему пониманию принципов взаимоотношений командира с подчиненным. Да я и не мог тогда в силу своей идейной неподготовленности задумываться над такой проблемой. Для меня было важно стать хорошим командиром, и любые советы на сей счет я принимал как откровение.