Дело возбуждено... - [76]

Полковник сразу же отреагировал на рассеянность майора, сделал паузу, давая собеседнику возможность использовать и свое право продолжения беседы.

— Простите, товарищ полковник. Вы говорили об очень важных вещах. Я уже думал о них… Но мне не дает покоя случай, о котором вы только что рассказали. Убийц было двое. Подпаска скорее всего убили также два человека. Примечательное сходство.

— Нет, майор, это преждевременный вывод. Почему объединили эти случаи? Оснований нет…

— Основания, по-моему, есть, и вернуться к тому случаю тоже, я думаю, не поздно. Они ушли на глазах соседей, но могли вернуться потом, когда все легли спать.

— То, что они вернулись, ничем не подтвердилось. Во дворе спали люди. Они бы услышали стук в дверь, проснулись бы.

— А если те предупредили хозяйку, что вернутся, если, скажем, не сумеют достать билеты на вечерний или ночной поезд?

— Ты сам понимаешь, что она могла оставить ночевать у себя только очень близких родственников, просто знакомых не пустила бы ночью. А родственников, живущих далеко от нашего города, у нее не было.

— А где был ее муж?

— В колонии.

— В какой?

— Рядом с Магаданом.

— Да-а, я понимаю ваше положение, товарищ полковник, неудачи, конечно, не помогают следствию.

— Нет, майор, нам помешали успехи, а не неудачи, как ты сказал.

— Разве успехи вредят?

— Да. Иногда… Если совершаешь ошибку по причине первоначального успеха, мнимого на поверку, то очень трудно бывает найти правильную дорогу обратно… У двери того сарая мы нашли каблук от мужского ботинка. Оказалось, одного пьянчужки, не раз судимого, а тогда пропивавшего все, что можно было, и свое, и чужое. Когда деньги кончались, ходил по дворам и клянчил старье или милостыню. В тот день он заходил к этой женщине, просил пятерку. Она отказала, и многие слышали, как он ей пригрозил: «Я тебе покажу за это». Бедняга, он не ночевал в ту ночь дома. Отпирался, но суд был настроен против него. Выпустили его после того, как Ашхабад вмешался… Мы его оправдали — каблук он оторвал, зацепившись за порог калитки. Разозлившись, поднял его и швырнул… Ну, тот и улетел под дверь этой женщине. С трудом все это удалось подтвердить, он же никогда трезвым не бывал, ничего не помнил — где бродит, где ночует. Ночь проспал в овраге за железной дорогой… Теперь у меня к тебе несколько вопросов по новому делу… Старое тебе уже не пригодится.

Домой Хаиткулы вернулся поздно. Теперь он нисколько не жалел, что его начальник отнял у него свободный вечер. Он был убежден, что нескоро забудет сегодняшнюю встречу — может быть, никогда. Перед ним предстал человек несгибаемой воли, не опускающий рук ни при каких обстоятельствах. Человек, берущий на себя всю полноту ответственности и не сваливающий на других свои неудачи.

Он понимал, почему полковник не советовал вторично возбуждать дело об убийстве двух женщин. Профессионально он прав — когда голова занята одним вопросом, не стоит загружать ее и другими… И все же то преступление не выходило у него из головы. Порыться в том деле стоит — нет ли в нем моментов, сходных с делом об убийстве подпаска? Хаиткулы попросил Джуманазарова отпустить его в Ашхабад для проверки старых картотек. Подполковник охотно выписал командировку. Хаиткулы позвонил старому другу Аннамамеду: встречай!

АШХАБАД

Поезд Чарджоу — Ашхабад опоздал на полчаса. Аннамамед был на седьмом небе от радости, что приезжает его верный товарищ, и готов был бы ждать на вокзале хоть сутки… Хаиткулы приехал в костюме — было уже тепло, голова, как всегда, не покрыта. «Не меняет привычек», — с удовлетворением подумал Аннамамед. Друзья обнялись.

— Мне кажется, не успел я уехать, как ты вычеркнул меня из списка своих знакомых, — шутя, задел друга Хаиткулы.

Аннамамед Геллиев хотя и располнел, но не потерял чувства юмора.

— Своих друзей я записываю вот в этой книге. — Он показал на сердце. Как старший, первым стал расспрашивать Хаиткулы о его семье, о здоровье, делах и успехах в них. Они поехали к Аннамамеду домой на окраину. Рассвело, но город был окутан весенним туманом, фонари желтыми пятнами плавали в белой пелене. Туман изменил перспективу, улицы, казалось, раздвинули свои берега, дома были с трудом различимы. И все же Хаиткулы увидел из окна машины то, что хотел увидеть, — корпуса «Красного креста», которые он некогда излазил в поисках Марал.

Дом и двор Аннамамеда не изменились — все тот же виноградник, тот же заборчик, который сейчас показался Хаиткулы ниже, чем год назад.

Хаиткулы строго спросил Аннамамеда, стоя посреди двора:

— Друг мой, для чего ты кончал университет? Неужели ты не в состоянии даже застеклить веранду?

Дети и жена Аннамамеда встречали гостя на пороге дома. Услышав его слова, жена, улыбаясь, пожаловалась:

— Если не будете почаще приезжать и напоминать ему, боюсь, веранда рухнет на нас. Диплом защитил и совсем опустил руки.

Аннамамед защищался:

— Что я слышу? Стрекочет как сорока, а дома так ни слова! Мне уже становится завидно на чужих жен, такие они общительные. Ну теперь и мне будет кем гордиться. У Марал что, тоже острый язычок?

— Еще какой! Мне тоже становится не по себе, когда она молчит.