Дело возбуждено... - [42]

Выступавшие гневно осудили тех, кто, пользуясь небрежностью охраны, присваивал себе средства, вырученные от незаконной продажи продукции. Прямых обвинений в адрес директора не было, но Акбасова почувствовала, что все сказанное относится непосредственно к ней.

Выступления были разные — и острокритические, и расплывчатые, некоторые из выступавших внесли ряд предложений по организационным и технологическим вопросам. Никто не сказал ни слова о качестве продукции. Только директор и Хаиткулы знали, что часть продукции имела заниженную против нормы крепость. Заведующий лабораторией отмалчивался, он лишь один раз был вызван в прокуратуру, где в ответ на заданный ему вопрос о качестве продукции сослался на низкий уровень лабораторного оборудования, на то, что работать в лаборатории приходится почти «на глазок». Хаиткулы было интересно, станет ли Акбасова обвинять и лабораторию, но она не произнесла ни слова. Следовательно, здесь был или сговор, или директор действительно не придавала значения положению в лаборатории, халатность, мол, и все.

Хаиткулы поднялся из-за стола президиума, вышел на трибуну. Выступление его было небольшим, но веским. Он был уверен, чувство ответственности за сохранность социалистической собственности присуще подавляющему большинству коллектива. Высказал упрек руководству завода, выразил надежду, что заводской коллектив будет всегда пресекать любые попытки разбазаривания народного достояния.

Последней снова выступила Ханум Акбасова. Она еще раз покаялась во всех ошибках, просчетах и упущениях. Вину старалась взять на себя, со слезами на глазах сообщила собравшимся о том, что вынуждена, как несправившаяся, покинуть свой пост ради должности более скромной, и даже поблагодарила коллектив за доверие к ней на протяжении четырех лет ее деятельности.

После собрания она некоторое время провела со своими сотрудниками, потом осталась в кабинете одна. Раздался телефонный звонок, такой резкий, что ей показалось — звонят из другого города. Но звонивший, как оказалось, был недалеко. Ханум говорила в трубку почти шепотом, да еще прикрывала ее рукой:

— Когда приехал? Ты же обещал дать телеграмму. Что? Домой не заходил? Правильно. Скоро буду, жди.

На ходу накинула пальто на плечи, бросила секретарше: «Пока. Ушла совсем. Ты тоже не сиди». Долго не могла найти своего шофера, а когда тот появился из наливочного цеха, уже не было сил его ругать, только и произнесла:

— Гони домой!

Поднялась на свой этаж, но через несколько минут вернулась, велела шоферу как можно скорее ехать в поселок Комсомольск. Шофер не знал, зачем она туда едет, но ни о чем не спрашивал, беспрекословно выполняя все ее приказы. В Комсомольске снова велела шоферу ждать, а сама почти бегом домчалась до сберкассы. (Шофер не должен был видеть, зачем она приехала сюда.) Ей выдали на руки приличную сумму, но не всю, которая была у нее на книжке. «Заранее надо предупреждать, мы бы приготовили. Приходите завтра».

Ханум выбежала из сберкассы вне себя от бешенства. «Завтра! Завтра неизвестно что будет!» Шофер почувствовал, что директор какая-то сама не своя, и боялся уже смотреть в ее сторону. Теперь они гнали на максимальной скорости в другой поселок, в Уралку. Снова, таясь от шофера, Ханум добежала до здешней сберкассы. Успела! Дверь ей открыли, но сегодня она была последней посетительницей. Ее знали, поэтому ей не пришлось уговаривать кассира выдать все ее накопления, немалую сумму.

Возвращались медленнее, чем ехали сюда. Ханум немного пришла в себя, у своего дома велела остановиться, вышла, но шофера строго предупредила:

— В двадцать один ноль-ноль жду тебя на этом месте. Поедем в аэропорт, поэтому не опаздывай!

Шофер знал, что впереди у него много свободного времени, съездил заправиться, а отъезжая от автозаправочной станции, увидел Юсуп-агу, поднявшего руку. Притормозил, Юсуп-ага обрадовался, увидев знакомого:

— Ну, мне повезло. Бекназар сегодня женится и просил быть на свадьбе. Сказал: возьми своих друзей, а у меня их никого не осталось в живых. Пойдем со мной. Он тебя тоже звал, будет очень рад.

— Поедем. Только времени у меня маловато. Директор просила заехать за ней в девять.

Когда Юсуп-ага и шофер Ханум Акбасовой протиснулись к краешку стола, под высоким брезентовым пологом тосты уже звучали вовсю:

— …Пусть долго живут, пусть вместе состарятся. Пусть будет у них девять сыновей и столько же дочерей!

Юсуп-ага, как все, аплодировал каждому тосту. Он чокнулся с соседями по столу и выпил свой бокал с отвращением, закрыв глаза, будто ему дали отраву. Он всегда пил только пиво.

Старик разглядывал гостей. Как хорошо выглядит сегодня Бекназар: как киноактер… А невеста — что за прелесть! Фата просто сказочная, и столько цветов вокруг красавицы Лалы…

Он многих не знал: незнаком был с Марал, женой Хаиткулы, которая сидела по правую руку от жениха, не знал в лицо и сидевшего слева от невесты Хаиткулы.

Шофер хлопнул его по плечу:

— Яшулы, я поехал. Скоро девять.

Если бы шофер не сказал этого, то Юсуп-ага вообще забыл бы, что приехал сюда не один, так он был увлечен зрелищем свадебного тоя.