Дело возбуждено... - [31]

«Ко мне… Наверное, Хаиткулы послал… Ах, жалко откладывать встречу с Лалой», — думал Бекназар, подходя к незнакомым парням.

— Дорогой Бекназар, будем знакомы. Мы о тебе знаем. Привет тебе от Ханум. Привет и приглашение. Сегодня ее день рождения, и она прислала нас за тобой…

— Заходите…

— Спасибо, спасибо… Даже в дом заходить не будем. Едем, она тебя ждет. Без Бекназара, сказала, лучше не возвращайтесь!

Приглашение было настолько неожиданным, что Бекназар растерялся. Первой мыслью было: «Отказаться! Лала ведь ждет…» Но эту мысль перебила другая: «А может быть, это как раз то, что надо? Вдруг туда Кузыбаев придет? О, многое можно будет услышать и узнать. Ханум, пожалуй, всерьез решила, что я неравнодушен к ее прелестям. Ну что же, Ханум, момент для тебя подходящий. Для меня тоже!»

— Ладно, друзья, событие замечательное! Я мигом!

Он быстро переоделся, ему показалось, что послышался голос матери, позвавшей: «Сынок, куда ты?», хотел зайти к ней, но не решился — что бы он сказал ей? Втиснулся в машину, где были и другие молодые крепкие люди, кроме тех двоих.

Машина рванулась и понеслась. Все же Бекназару, обернувшемуся назад, показалось, что на улицу выбежала мать и что-то крикнула вдогонку. Необъяснимое чувство тревоги вдруг стиснуло ему сердце.

…Он силился вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он оказался в этом доме, и не мог… Глаза, казалось, сейчас выскочат из глазниц… «Почему же они так болят?..» Он скоро понял, что только глаза у него и свободны, и именно с их помощью стал искать выход из того стесненного положения, в котором оказался. Он стал внимательно присматриваться к тому, что его окружает. Но убедился, что видит немногое — перед глазами был потолок, а шея была крепко притянута к спинке кресла. Потолок, казалось, то опускался, то уплывал далеко-далеко вверх, и Бекназар тогда терял ощущение пространства и вместе с ним надежду на освобождение.

Голова нестерпимо болела от сильного удара по ней чем-то металлическим, а кисти рук онемели от веревок, которыми были прихвачены к подлокотникам. «Черт знает что! Вот и самбо не пригодилось. И никого нет вокруг… Друзья только в кино и в книгах оказываются рядом, когда попадаешь в такую ситуацию».

Как бы откликаясь на его мысли, в помещение кто-то вошел. Бекназар не мог его увидеть, но скоро понял, что это не друг, примчавшийся на выручку. Он услышал музыку и голоса, ворвавшиеся сюда из соседней комнаты. Человек притворил дверь, и наступила тишина. Затем вошедший опустил шторы, и Бекназар почувствовал себя совсем одиноким и беспомощным. Нет, ему не было страшно, но именно полная беспомощность выводила его из себя.

Чужие пальцы коснулись шеи Бекназара. Он не видел, кто трогал его голову, было темно… Он вдруг понял что его шея свободна от пут, а еще через мгновение убедился, что ее свобода еще ограничена, — хотел наклонить голову, чтобы она приняла нормальное положение, но почувствовал в горло укол, да такой острый, что рывком снова бросил голову назад.

Мелькнуло в голове: «Нож!»

Рядом раздался голос, неожиданно тонкий, почти девический, хотя Бекназар знал, что его мучитель (а как его можно еще назвать?) — большой грузный человек — по походке иногда можно почти все сказать о внешнем облике человека.

— Говори только правду — деваться тебе все равно некуда. Ты ведь легавый? Признавайся и проси прощения!.. Знаю, это ты заложил Худдыкова, а теперь хочешь встать на пути у других. Выкладывай все, и я тебя отпущу с миром. Иначе глотка твоя захлебнется твоей собачьей кровью. Тебя найдут в Амударье, но даже твоя мама не узнает, что это труп ее сына. Сознавайся во всем, палван[5]!

Бекназар молчал. По голосу он узнал, кто был перед ним — завскладом Нерзи Кулов.

— Молчишь? Знаю — в другом месте умеешь много болтать, а здесь не хочешь и полслова вымолвить…

Он несколько раз повторил одни и те же угрозы, и Бекназар сообразил, что Нерзи Кулов не столько ждет от него ответов, сколько старается запугать его. Бекназар решил как можно дольше тянуть время.

Монотонный голос Кулова доносился откуда-то издалека — Бекназар стал вспоминать, что с ним произошло. Теперь он понял, что времени с того момента, как его заманили в эту комнату, прошло не так много. Вечеринка, похоже, еще в разгаре, значит, он провалялся без сознания в этом кресле не больше часа. А что было перед этим?

В машине он вспомнил, что едет на день рождения без подарка. С сожалением сказал об этом одному из тех, кто пригласил его.

— Подарок у нас с собой… Не беспокойся… Потом рассчитаемся, — ответил тот.

Через десять минут они уже были у места.

Бекназар шел по двору к дому Ханум и слышал, как под ногами шелестят и хрустят сухие листья. Представил неожиданно мать, выбежавшую на улицу…

На веранде стояло несколько пар дамских туфель. «Гости еще не все собрались, зачем же так поспешно приехали за мной? И адрес откуда-то узнали…» — мелькали мысли в голове Бекназара. Он решил про себя, что у Ханум сейчас одна задача — втянуть его в шайку.

Он вошел в одну комнату, оказавшуюся пустой, — даже мебели не было и ковров на стенах, потом в другую — то же самое… Только в самой дальней он наконец нашел пировавших гостей. Их было немного. Ханум, как и полагается виновнице торжества, была в центре. Гости суетились вокруг нее. «Знакомые все лица», — подумал Бекназар, рассмотрев сидящих: рядом с Ханум сидел главный бухгалтер завода и, конечно же, завскладом. Ну, это в порядке вещей — сослуживцы. А вот по какому праву сидит здесь Кузыбаев? Не рискуешь ли, Ханум? Не выдаешь ли себя с головой? Экспедитор горпищеторга — лицо постороннее, не родственник тебе и не друг дома, что об этом скажут другие гости — такие, например, как Бекназар? Таких, правда, здесь мало… Сидело несколько молодых дам, разгоряченных вином и музыкой, которую изрыгал японский магнитофон.